img _ Симаков
художник Симаков
художник Астролог Симаков
Симаков
   

ЛЕО ТАКСИЛЬ. Забавное Евангелие.

Печать E-mail

ЛЕО ТАКСИЛЬ

ЗАБАВНОЕ ЕВАНГЕЛИЕ

(фрагмент)

     Глава 12.

У ЦАРЯ ИРОДА ТОЖЕ ЕСТЬ НЕРВЫ.

 

     Тогда  Ирод,  увидев  себя  осмеянным  волхвами, весьма  разгневался, и

 

послал избить  всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет

 

и ниже, по времени, которое выведал от волхвов.

 

     Матфей, глава 2, стих 16

 

     Между тем, как  уже было  сказано,  царь  Ирод прослышал о появлении на

 

свет маленького помазанника божия. По  словам волхвов, которые, видимо, были

 

в  курсе  дела,  новорожденному  впоследствии  суждено  было   стать   царем

 

иудейским; сие означало, что  ему, Ироду, грозило свержение с престола. Царь

 

был очень встревожен: как-никак он дорожил своей короной.

 

     Царь  Ирод  велел  пригласить  к  себе  во  дворец  первосвященников  и

 

книжников. Подробно рассказав им  о посещении волхвов и о том,  что они  ему

 

сообщили,  упомянув, в частности,  случай с блуждающей  звездой, он поставил

 

перед ними вопрос ребром:

 

     -  Что  во  всей  этой истории  соответствует  истине?  Первосвященники

 

ответили:

 

     -  Да,  мы видели  караван  царствующих  волхвов,  мы  видели  на  небе

 

блуждающую звезду, но мы не знаем, что это означает.

 

     -  Вы  просто  ослы! - гневно  вскричал царь Ирод.  - Подумать  только,

 

волхвы,  никогда  не  читавшие  книг,  ваших пророков, по  движению  светила

 

вычислили, что поблизости от  Иерусалима  должен  родиться новый царь, а вы,

 

вы, которых  учили уму-разуму  в  Иерусалимском храме, вы,  которые  назубок

 

знаете предсказания  пророков,  вы  понятия  не  имеете  о том,  что  должно

 

произойти! Да видано ли такое?! Вы, господа, даром деньги получаете! А ну-ка

 

живо растолкуйте  мне смысл  пророчеств,  иначе  не  уйти вам  от  виселицы!

 

Книжникам и первосвященникам не  улыбалась такая перспектива. Они  притащили

 

все  свои  книги  и  принялись  лихорадочно  их  листать. Ничто в  Библии  с

 

достоверностью не указывало на  рождение  иудейского царя в эпоху императора

 

Августа.  Но  раз  уж надо  было  во что бы то ни  стало угодить Ироду,  они

 

перевели  ему  один  отрывок  из  пророка  Михея  (глава  5,  стих  2),  где

 

говорилось:  "И  ты,  городок  Вифлеем-Ефрафа,  мал  ли  ты  между  тысячами

 

Иудиными? Из тебя произойдет мне тот, который должен быть владыкою в Израиле

 

и которого происхождение из начала, от дней вечных".

 

     Когда и как должен был родиться этот царь - об этом в пророчестве Михея

 

умалчивалось.

 

     Опять-таки  для того, чтобы не перечить  Ироду, ученые  иудеи высказали

 

мысль о том, что можно  усмотреть совпадение между  этим  довольно  туманным

 

предсказанием и алгебраическими выкладками волхвов.

 

     - Хорошо, - подумал Ирод, - придется последить за Вифлеемом.

 

     Он  выпроводил священников, не сообщив им о коварном плане, который уже

 

обдумывал. А он действительно обдумывал коварный план.

 

     Среди  представителей  иудейского  духовенства  по  крайней  мере  один

 

человек мог  достаточно точно осведомить царя Ирода  по интересовавшему  его

 

вопросу.  Этим человеком был первосвященник  Симеон,  участвовавший в обряде

 

очищения Марии и принесения Иисуса во храм: ведь  Симеона - читатель, должно

 

быть,  помнит об этом - осенила благодать  божья, и он с первого  же взгляда

 

узнал  мессию.  Более чем вероятно,  что  Симеон  присутствовал на  собрании

 

первосвященников во дворце тетрарха. Почему же  он не сказал о том, что было

 

ему   известно?  Ясно,  что  Яхве,   который  2  февраля  сделал  его  таким

 

разговорчивым, на сей раз заткнул ему рот.

 

     Ирод  решил  дождаться  возвращения волхвов, однако  волхвы,  повинуясь

 

небесному гласу, пошли другим путем, минуя Иерусалим.

 

     Раздражаясь  все сильнее и сильнее, царь  Ирод кончил  тем, что  впал в

 

страшную  истерику.  Ярости  его  не  было  границ! Он перебил  всю  посуду,

 

отхлестал по щекам всех своих слуг, нагрубил  ни в  чем не повинной супруге,

 

повыдирал у себя на голове немало волос и даже вывихнул  руку, размахнувшись

 

для того, чтобы ударить кулаком по зеркалу.

 

     Он отправился в Вифлеем, взяв с собою палача и его помощников. Там Ирод

 

вызвал к себе именитых граждан.

 

     -  Не появлялись  ли здесь за последнее время  три восточных монарха? -

 

спросил он у них.

 

     -  Так  точно,  ваше  величество,  появлялись.  Три  монарха верхом  на

 

роскошных верблюдах шли за какой-то звездой и проследовали в конюшню.

 

     - В конюшню?

 

     -  Да-да, ваше величество, в конюшню, где  поселился старичок со  своею

 

женой, которая на днях родила ребенка.

 

     - Вы в этом твердо уверены?

 

     - Еще бы,  ваше величество, в нашем городе  нет и трех тысяч жителей, -

 

ответили именитые  граждане. - Мы  все тут  друг  друга знаем, и  неужели вы

 

думаете,  что появление трех  приезжих монархов могло остаться незамеченным?

 

Мы порядком удивились, когда увидели, как три царя верхом на своих верблюдах

 

торжественно  направились  к конюшне!..  К самому что ни на есть  захудалому

 

хлеву, устроенному в скале,  где обычно держат свою скотину пастухи и бедные

 

крестьяне.

 

     Ирод на минуту задумался, а потом возобновил свой допрос:

 

     - Где же теперь три этих странных царя, что пошли к обитателям конюшни?

 

     -  Вот  уж  об этом  мы,  право,  ничего  не знаем. Они  ни к  кому  не

 

обращались, ни у кого ничего не спрашивали, потому что целиком полагались на

 

свою звезду, и исчезли они так же неожиданно, как появились.

 

     - А  старичок и его жена с новорожденным младенцем все  еще находятся в

 

конюшне?

 

     - Нет, ваше величество, в одно прекрасное утро  или,  вернее сказать, в

 

одну прекрасную ночь они тоже исчезли. Одного беднягу  угораздило оставить в

 

конюшне своего осла, так они и осла  с  собой  увели. Мы, конечно, не знаем,

 

что это за семейка, но, видать, они люди непорядочные.

 

     - Довольно! - пробормотал  Ирод.  -  Вы  скрываете от  меня  правду. Вы

 

прячете этого  необыкновенного  младенца,  ради  которого  три  царя прибыли

 

следом за своей звездой в Вифлеем.

 

     - Мы клянемся вам, ваше величество...

 

     - А я не верю! Из политических соображений я заинтересован в том, чтобы

 

этот ребенок не прожил ни одной лишней секунды, и мне  необходима  гарантия,

 

что  он не  уйдет  из моих рук. Поэтому  палач и его  помощники, коих я имею

 

честь вам представить, сейчас же приступят к  истреблению  всех  вифлеемских

 

мальчиков в возрасте до двух лет.

 

     Поднялся общий вопль. Именитые граждане в слезах бросились к ногам царя

 

Ирода. Он был неумолим.

 

     -  Палачи!  - крикнул  он. -  Вы слышали мой  приказ?  Приступайте же к

 

выполнению своих обязанностей!

 

     Палачи  тотчас  бросились  обыскивать  две-три сотни  домов, из которых

 

состоял городок,  и, когда к вечеру солнце  скрылось за  горизонтом, они уже

 

справились со  своим  кровавым  делом: в  городишке, едва  насчитывавшем три

 

тысячи  жителей, было  уничтожено,  как утверждает  церковь, двадцать  тысяч

 

невинных младенцев.

 

     Что   касается  бога-отца,  то  он  и   пальцем  не   пошевелил,  чтобы

 

предотвратить чудовищную резню. Судьба невинных жертв царского  гнева должна

 

была  (так,  по крайней мере, мне кажется)  представлять особый интерес  для

 

мало-мальски праведного судьи. Одного вздоха всемогущего было бы достаточно,

 

чтобы  уберечь от смерти всех  этих крошек, которые, здраво рассуждая, никак

 

не  могли быть  повинны в рождении Христа. Но бог Саваоф на сей раз не  счел

 

нужным спуститься со своего облака и безучастно взирал на кровавую бойню.

 

 

     Глава 13.

 

ИИСУС В ЕГИПТЕ.

 

     По смерти же Ирода,  се,  ангел  господень  во  сне  является Иосифу  в

 

Египте.

 

     И  говорит: встань,  возьми  младенца и  матерь  его,  и  иди  в  землю

 

Израилеву; ибо умерли искавшие души младенца.

 

     Он встал, взял младенца и матерь его, и пришел в землю Израилеву.

 

     Матфей, глава 2, стихи 19-21.

 

     Расстояние  между  Вифлеемом  и  Гелиополисом,  египетским  городом,  в

 

котором, по  христианскому преданию,  скрывалась  семья  Иосифа,  составляет

 

добрых четыреста километров. Учтите при этом, что беглецам пришлось пересечь

 

Аравийскую пустыню в  самой  широкой ее части, начисто лишенной  дорог,  что

 

путь их лежал среди песков и камней, где без  компаса  (или в крайнем случае

 

без помощи путеводной  звезды) просто  немыслимо было не заблудиться,  и  вы

 

поймете,  что бегство  в Египет  отнюдь не могло быть для  святого семейства

 

увеселительной прогулкой.

 

     Однако  мамаша-девственница и ее супруг не  заблудились.  Они шли и шли

 

себе напрямик, и ангелы время от времени указывали им путь. Ночью они вполне

 

обходились без  фонаря: "тело божественного младенца  излучало вокруг  яркий

 

свет".

 

     Но как выжил в дороге  через пустыню осел, уведенный ими  из конюшни, -

 

это никому не известно.

 

     Церковь  считает,   что   всевозможные  чудеса  сопутствовали   святому

 

семейству и всячески облегчали ему  путешествие.  Дороги расстилались  перед

 

ним сами  собой, и жаль, что они исчезали, как только у путников пропадала в

 

них  надобность.  Пески  пустыни  -  увы,  тоже временно  -  превращались  в

 

плодородные земли, где на минуту зацветали иерихонские розы. Плоды были к их

 

услугам буквально на каждом шагу, срывать их святому Иосифу не составляло ни

 

малейшего труда: деревья сами склоняли свои ветви ему навстречу.

 

     Понятно,  что  в подобных условиях святое  семейство легко могло пройти

 

хоть через две пустыни. Тем более, что аравийские львы, тигры и даже драконы

 

(ибо  в то время  драконы существовали) целыми толпами подбегали к Иисусу  и

 

бросались  к   его   ногам   в  знак  преклонения   перед   его   святостью.

 

Местопребыванием семейства Иосифа в Египте  был  город  Гелиополис, или  Он,

 

ныне Матариех, в восьми километрах от Каира. Никто  не знает, чем занимались

 

блаженные эмигранты в  годы  своего изгнания. Самым  ясным в этом эпизоде из

 

жизни  Иисуса является  то,  что  в  настоящее время  в Матариехе  находится

 

монастырь  коптских  монахов: здесь паломникам за известную плату показывают

 

дикую смоковницу, которую богородица удостоила великой чести,  покормив  под

 

ее сенью своего бутуза.

 

     Вы, вероятно, скажете,  что эта смоковница должна была бы уже высохнуть

 

от старости? Как бы не  так! Она  зелена, как никогда,  и,  несмотря на свои

 

тысяча девятьсот лет, сохранила все очарование молодости.

 

     Тот,  кто  не  верит  в  подобные  чудеса,   пусть  сам  отправится   в

 

Матариехский монастырь  и  проведет  там  всего  каких-нибудь  лет  двести -

 

триста, а я буду ждать от него известий.

 

     Другое чудо, в котором каждый может убедиться, никуда не выезжая, - это

 

чудо с финиками. Купите кулек фиников и съешьте их. На каждой косточке этого

 

плода вы  заметите  маленький  кружок в  виде буквы "О". Раньше  на  финиках

 

никакого "О" не было - косточки были совершенно гладкими.

 

     А произошло вот что:  когда Иисусу было полтора  годика,  мать  однажды

 

дала  ему финики.  Крошка,  до тех пор лепетавший лишь что-то невнятное, при

 

виде  фиников  вдруг  воскликнул:  "О, прекрасные  плоды!"  Маленькое "О" на

 

косточках финика служит вечным напоминанием об этом чудесном возгласе.

 

     По словам святого Бонавентуры, святое семейство провело в изгнании семь

 

лет. Все это время маленький  Иисус  находился на попечении матери,  которая

 

кормила его,  своим молоком.  Молоко девственницы  -  вот вам еще одно чудо.

 

Мальчуган, как и подобает сыну, играл папиными инструментами, а папа, как  и

 

подобает отцу, мастерил ему кубики.

 

     Словом, раннее детство Христа, если не считать нескольких мелких чудес,

 

прошло так, как оно проходит у  всех ребятишек, и не  исключено, что малютка

 

утирал свои  божественные  сопли  мамашиным рукавом или подолом  ее  платья.

 

Ангелы постоянно держали Иосифа в курсе всего, что предпринималось

 

     Иродом.  Так  он   узнал  и  об  избиении  двадцати  тысяч  вифлеемских

 

младенцев. Можно себе представить, как он радовался, что вовремя дал тягу!

 

     Иосиф  узнал также о  совершенно ошеломляющем  событии: Рахиль, любимая

 

жена старого Иакова, сына Исаака, Рахиль, похороненная в Раме, неподалеку от

 

Вифлеема, в  день резни проснулась в своем  гробу  и издала  жалобный вопль,

 

который  был   услышан   на   расстоянии   четырех   километров.  Чудо   это

 

засвидетельствовано в евангелии: "Глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль

 

великий;  Рахиль плачет о детях  своих и  не  хочет утешиться;  ибо их  нет"

 

(Матфей, глава 2, стих 18).

 

     Когда Ирод  умер, ангел  незамедлительно  сообщил об  этом  Иосифу. Тот

 

подумал,  что  наступило  время  возвратиться  в  Галилею,  и,  продав  свое

 

заведение, снова отправился в родной Назарет (Лука, глава 2, стих 39). Чтобы

 

покончить   с  Иродом,   укажу  на   одно  существенное  противоречие  между

 

утверждениями    историков    и    евангелистов.   Исторические    документы

 

свидетельствуют,  что  Ирод  умер ровно за четыре года до той  даты, которую

 

церковь указывает в качестве даты рождения Христа.

 

     Если не  считать  этого  пустяка,  то  во  всем  остальном христианская

 

легенда  является   безупречным   отражением   истины.   Итак,   царь   Ирод

 

действительно был злодеем, убийцей маленьких детей. Да будет проклята память

 

об этом изверге, который даже после своей смерти принимал у себя царствующих

 

волхвов и устраивал кровавые побоища!

 

 

     Глава 14.

 

ИИСУС-ВУНДЕРКИНД.

 

     И когда он  был двенадцати лет, пришли они также по обычаю  в Иерусалим

 

на праздник.

 

     Когда  же, по  окончании  дней праздника,  возвращались,  остался отрок

 

Иисус в Иерусалиме...

 

     Через три дня нашли его в  храме, сидящего посреди учителей, слушающего

 

их и спрашивающего их.

 

     Все слушавшие его дивились разуму и ответам его.

 

     Лука, глава 2, стихи 42-43, 46-47

 

     Возрастающим  и  исполняющимся   премудрости  -  таким  рисует   Иисуса

 

евангелист  Лука.  Отцы церкви прибавляют: "Его ум пробуждался по мере того,

 

как развивалось его тело".

 

     Обратите внимание: оказывается, в момент зачатия божественный разум

 

     Христа еще не  был в полном  расцвете. Значит, трепыхаясь в материнской

 

утробе, он был самым что ни на есть обыкновенным зародышем? Значит, пока его

 

молодые   органы  были   несовершенны,  божественный   ум   его   тоже   был

 

несовершенным? Странно, странно...

 

     Маленький Иисус не избежал  затруднений,  с которыми сталкивается любой

 

ребенок, но ему повезло по крайней мере в  том отношении, что его умственное

 

развитие шло необычайно быстро.

 

     Ему  ровно  ничего не  стоило разом  выучиться читать:  достаточно было

 

только  пожелать  этого. Однако,  он  предпочел  этого не  пожелать  и начал

 

учиться грамоте, как все дети, с чтения по складам.

 

     Первой его учительницей  была  мать: она учила его читать по Библии. "В

 

священном писании говорилось о нем самом, -  пишут богословы, - Мария знала,

 

кто он  такой,  так что,  обучая его, она в  то  же  время  не  забывала ему

 

поклоняться".

 

     Я  живо представляю  себе, как  проходили  эти уроки,  сопровождавшиеся

 

поклонением; они и  в самом деле  выглядели  довольно забавно:  Мама. Иисус,

 

расскажи  свой урок. Сын. Мама, я проспал  и не успел его выучить... Мама. В

 

таком случае покажи письменное  задание.  Сын. Мамочка, ты  знаешь, я  очень

 

расстроился,  потому что  у меня  никак не  выходила одна  фраза. А  потом я

 

поставил  огромную  кляксу  и,  даю тебе  честное слово,  бросил тетрадку  в

 

огонь...

 

     Мама. Негодный мальчишка! За это ты не получишь сегодня сладкого.

 

     Сын  (хныча). Мама, мамочка, я больше не буду!..  Мама (про  себя). Вот

 

беда-то! Я заставила плакать моего

 

     бога...

 

     Сын  (успокаиваясь). А я  хочу  сладкого, хочу! И  ты  не  имеешь права

 

лишать меня сладкого, потому что я владыка мира!

 

     Мама (сложив  молитвенно руки).  О господь  мой  Иисус  Христос, умоляю

 

тебя, не сердись на свою мать, твою рабу! Ты  получишь большущий кусок хлеба

 

с вареньем, о мой божественный владыка!

 

     Сын. Ну  и  чудесно,  мамочка, вот  так-то  лучше!  Ты  у  меня  просто

 

прелесть! Будем считать,  что урок  окончен, а потому,  мамуля, становись на

 

колени и поклоняйся мне!

 

     Мама становится на колени и поклоняется сыну.

 

     Не следует думать, что так было всегда. Не по годам развитый Иисус, как

 

правило, прилежно готовил уроки и приходил на занятия с аккуратно написанным

 

заданием. То, чему его  учила мамаша, попутно поклоняясь ему, шло ребенку на

 

пользу.

 

     Когда  Иисусу исполнилось двенадцать лет, Иосиф напомнил Марии,  что по

 

еврейскому закону надо отвести мальчика в Иерусалим.

 

     Действительно,  в  этом  возрасте еврейский  мальчик  частично  выходил

 

из-под  родительской опеки. Его приводили в синагогу, он  надевал на  голову

 

повязку с филактериями - кусками пергамента, испещренными священным текстом,

 

- и  становился  "сыном  закона",  обязанным выполнять все его  предписания,

 

причем  одно  из  главных  предписаний  заключалось в  том,  чтобы  посещать

 

Иерусалим во время праздника пасхи.

 

     Отроку Иисусу было двенадцать лет (Лука, глава 2. стих 42), когда  он в

 

первый раз  вместе  с родителями  совершил путешествие в Иерусалим.  Назарет

 

находился  в   ста  двадцати  километрах  от  Иерусалима.  Дорога   занимала

 

три-четыре дня.

 

     Святое  семейство  провело в  Иерусалиме  все  семь  дней пасхи. Иисуса

 

сводили в  храм, а также во  все балаганы, где показывали бородатых  женщин,

 

великанов  и  прочие  диковины.  Дело  в  том,  что   пасха  была  настоящим

 

национальным  праздником,  которым,  как  и  во  все  времена,  пользовались

 

всевозможные шарлатаны, чтобы обирать зевак.

 

     По  окончании празднеств Иосиф  и  Мария  собрались  в обратный путь  и

 

присоединились  к каравану,  направлявшемуся  в  сторону  Назарета. К  концу

 

первого дня пути отец и мать вдруг обнаружили, что сынишка их куда-то исчез:

 

они  потеряли его,  как  теряют  самый  обыкновенный зонтик.  Приведем текст

 

евангелия:  -  "Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался

 

отрок Иисус в Иерусалиме;  и не заметили того Иосиф и матерь его; но думали,

 

что он  идет с  другими.  Пройдя же  дневной  путь, стали  искать его  между

 

родственниками и знакомыми. И, не  найдя его, возвратились в Иерусалим,  ища

 

его" (Лука, глава 2, стихи 43-45).

 

     - Что  за напасть! -  суетился Иосиф. - Не припомнишь ли ты, Мария, был

 

он с нами, когда мы выходили от шестиголовой коровы?

 

     - Я не уверена, но мне кажется, что был.

 

     - Да, да, Иисус  был тогда  с нами, мы еще купили ему  вафли... Стоп! Я

 

знаю, где мы его потеряли!..

 

     - Где?

 

     - У прекрасной Береники, у русалки!

 

     - Да нет же!

 

     - Ручаюсь!

 

     -  А  я  думаю,  что  мессия остался в зверинце,  около  дрессированных

 

собак...

 

     Ты заметил, Иосиф, как они его заинтересовали, особенно пудель, который

 

ходил по проволоке?

 

     - Возможно, ты и права... Давай обратимся в муниципалитет, узнаем, куда

 

девались эти дрессировщики.

 

     - Только  бы эти проклятые клоуны  не  увели с собою  нашего маленького

 

Иисуса! Я не хочу, чтобы мой сын сделался канатоходцем!.. - причитала Мария.

 

     - Не  волнуйся, дорогая,  не волнуйся,  - успокаивал ее Иосиф. - Мы его

 

найдем;  я  уверен,  что он  в ратуше,  у  швейцара,  вместе  с  потерянными

 

ключами...

 

     Они  искали  повсюду,  обращались  к  городским  властям,  заходили   в

 

увеселительные заведения: Иисус как в воду канул!

 

     Иосиф был просто в  отчаянии: он не мог  поверить в  свалившееся ему на

 

голову несчастье; он  рвал на себе волосы, укоряя себя - и, надо сказать, не

 

без основания  - в беспечности.  Ему уже  чудился страшный суд, и он  слышал

 

обращенный к нему громоподобный глас всевышнего;

 

     - Иди  сюда, Иосиф!..  Ближе, ближе! Я сейчас сотру тебя в порошок!.. Я

 

доверил тебе моего сына, вернее, сына голубя, чтобы ты за  ним присматривал.

 

Этот ребенок-мессия, ему  предстояло искупить грехи рода  человеческого... Я

 

полагался  на тебя и  рассчитывал, что  ты  сумеешь вырастить  божественного

 

мальчугана, как это сделал бы я  сам, будь у  меня время сойти на землю... А

 

что  получилось? Ему едва исполнилось двенадцать лет, а  тебя уже угораздило

 

его потерять!  Нет уж, такое  ротозейство  переходит всякие границы!.. Да ты

 

знаешь, что по твоей  вине род человеческий не дождался спасения? Ведь моего

 

мессию так и не удалось найти?! И ты думаешь,  это  сойдет тебе с  рук? Твоя

 

беспечность - преступление, и  ты  должен  понести суровую кару. А  потому я

 

приговариваю  тебя  к трижды вечному заключению  в  аду. Ты этого  заслужил!

 

Бедняга  плотник то и дело спрашивал себя, не снится ли ему все это, до того

 

ему  казалось  невероятным  постигшее   его  несчастье.  Каждые  полчаса  он

 

распаковывал один из  своих  чемоданов, чтобы проверить, уж не  спрятался ли

 

туда озорник Иисус.

 

     Мария  была  просто  убита  горем.  Она предпочла  бы  претерпеть любые

 

страдания, лишь бы избавиться от снедавшей ее тревоги.

 

     Безрезультатные поиски  продолжались два  дня,  и только на третий день

 

они  нашли мальчика "в  храме, сидящего  посреди учителей, слушающего  их  и

 

спрашивающего их.  Все слушавшие его  дивились разуму и ответам  его" (Лука,

 

глава 2, стихи 46, 47).

 

     По-видимому,  Иисус  действительно  был  вундеркиндом.  Он вошел в храм

 

смело и  уверенно,  как к  себе  домой,  сразу же задал  несколько каверзных

 

вопросов самым искушенным богословам и с превеликим удовольствием посадил их

 

в калошу.

 

     Однако  учителям храма хитрости было  не  занимать стать. Тут собралось

 

высшее еврейское духовенство: Гиллель, почитавшийся наравне  с Моисеем и еще

 

сохранивший все величие старости; непреклонный Шаммай,  увязывавший все, что

 

развязывал Гиллель; Ионафан, сын Юзиеля, чье слово было таким пламенным, что

 

птицы либо сгорали, пролетая над его головой, либо превращались в серафимов.

 

Рядом  с  ними  родители Иисуса могли увидеть еще  священника  Симеона, того

 

самого,  который   пророчил   во   время   церемонии  очищения,   и   Иосифа

 

Аримафейского, сенатора.

 

     И  маленький Иисус приводил в изумление всех этих  людей.  Он по-своему

 

запутывал и распутывал сложнейшие теологические проблемы. В конце концов все

 

сочли более благоразумным замолчать;  Иисус никому не давал сказать слова, и

 

они с разинутыми ртами слушали его разглагольствования.

 

     Однако, несмотря на удивление, в  которое эта сцена повергла Марию, она

 

не  могла забыть того, что  ей  пришлось испытать,  и сердце  ее  излилось в

 

горьких упреках:

 

     -  Что  же это значит, проказник? Ты удрал от своих родителей,  и, пока

 

отец и мать, не  зная, что  и думать, ищут  тебя по всему городу, ты  сидишь

 

себе здесь и философствуешь?! Живо марш домой, шалопай эдакий!

 

     Иисус,  который  за  словом  в  карман  не  лез,  ответил  с  усмешкой,

 

увертываясь от матери:

 

     - Вот тебе на! А зачем вам было искать меня? Разве вы не знали, что мне

 

должно заниматься делами, касающимися моего отца? "И, увидев его, удивились;

 

и матерь его  сказала ему: чадо! что ты сделал с нами? Вот, отец твой  и я с

 

великою скорбью искали  тебя. Он сказал им: зачем  было вам искать меня? или

 

вы не знали, что мне  должно быть в том, что принадлежит отцу моему?" (Лука,

 

глава 2, стихи 48-49).

 

     Иосиф же, который считал себя единственным  законным  папашей, не желал

 

слушать  подобные  шутки.  Он схватил мальчонку за ухо и  вытащил из  храма,

 

после чего святое семейство в полном составе отправилось в Назарет.

 

     Есть  основания  предполагать даже, что  Иосиф, во  избежание  подобных

 

проделок, сразу  же положил конец дальнейшим штудиям мальчика и  с той  поры

 

стал  обучать его  ремеслу. Он взял  его к себе в  мастерскую,  и  наш  юный

 

мыслитель сделался простым учеником плотника. Плотником он и оставался, пока

 

мания  поучать не овладела  им вновь. В самом деле, когда сограждане  Иисуса

 

услыхали,  как он  учил  в  назаретской синагоге, они  воскликнули (об  этом

 

сказано в евангелии): "Так ведь это же плотник, сын Марии?"

 

     До тридцати лет Иисус жил спокойно, трудился в мастерской, орудуя пилой

 

и рубанком, а когда Иосиф умер, он заступил его место.

 

     Теперь нам предстоит взглянуть, как он со всей серьезностью принялся за

 

то, что  называл  своей  божественной  миссией,  которая  в  конечном  счете

 

сводилась к бродяжничеству и пустословию.

 

     С того дня как Иисус,  сидя среди учителей в Иерусалимском храме, начал

 

часами тараторить без умолку, он стал достоин того, чтобы его называли

 

     Словом, - язык у него и впрямь был хорошо подвешен!

 

 

     Часть вторая.

 

     Первые шаги, слова.

 

     Глава 15.

 

СЕМЬЯ ИИСУСА НЕ ВЕРИТ В БОЖЕСТВЕННОСТЬ СВОЕГО

 

РОДСТВЕННИКА.

 

     ...И братья его не веровали в него. Иоанн, глава 7, стих 5.

 

     И, услышав, ближние его пошли взять его; ибо говорили, что  он вышел из

 

себя. Марк, глава 3, стих 21.

 

     Итак,  до тридцати лет Иисус был опорой  своей довольно  многочисленной

 

семьи.

 

     Иосиф,  как мы  видели,  "не знал  Марии  до того дня, когда она родила

 

сына,  который был  Христос";  но зато  потом он лихо  наверстал  упущенное.

 

Разумеется, Мария, которая, будучи невестой, с ужасом  думала о том, как она

 

проживет  всю  жизнь  вдвоем  с  плотником,  понемногу  избавилась от  своих

 

опасений  и в  конце концов  убедилась, что ее девичьи страхи не  имели  под

 

собой почвы.

 

     Кавалер,  преподносивший ей лилии,  оказался в общем-то славным  малым:

 

под его грубой внешностью скрывалось нежное сердце.

 

     Кроме  того, теперь уже совершенно  ясно,  что на самом деле  Иосиф был

 

куда  бодрее,  чем  это могло  показаться,  и что  он вполне был в состоянии

 

утереть нос и юному Пантеру и другим ровесникам Марии.

 

     Со временем  девственно-невинная супруга поняла, что,  поскольку  она в

 

целости и сохранности сберегла свою непорочность, чтобы родить мессию, этого

 

с  нее  вполне  достаточно  и свой долг  перед  богом  она исполнила по всем

 

правилам.

 

     Марию не связывали никакие  обязательства. Правда, еще совсем девчонкой

 

она в храме дала обет девственности; но разве ее не освободил от этого обета

 

сам  первосвященник,  который  благословил  ее   замужество?  А  замуж,  как

 

известно, выходят не для того, чтобы орешки щелкать.

 

     Что же касается обещания, которое она сама себе дала и которое состояло

 

в том,  чтобы никогда не нарушать условий, поставленных при ее помолвке,  то

 

это,  разумеется, была ерунда. Сколько раз  девушка дает  себе  слово: "Буду

 

благоразумной", но едва  только случается  ей надкусить запретный  плод, как

 

она  тут же добавляет: "...с  завтрашнего дня!" Клятвы, которые даешь самому

 

себе, всегда очень непрочны.

 

     Иосифу пришлось весьма ловко маневрировать. Ясно, что он старался ничем

 

не задеть щепетильности своей юной супруги. После  рождения сына голубя - за

 

это я  даю голову на  отсечение - он оставался таким  же сдержанным  в своих

 

ухаживаниях,  как  и раньше. К этому, собственно, и сводилась  его  тактика:

 

несмотря  на   свой   преклонный   возраст,  Иосиф   не  проявлял   излишней

 

торопливости.

 

     Я бы  нисколько не удивился, если б выяснилось, что инициатива исходила

 

от самой  Марии.  А почему  бы и  нет, в  конце-то  концов?  Понемногу Мария

 

привязалась  к плотнику:  он относился к маленькому Иисусу как  всамделишный

 

папа, он уберег от гибели божественного карапуза, он  кормил, воспитывал его

 

как свое родное чадо.

 

     Постепенно,   я  уверен,   супруг  перестал  казаться  Марии  таким  уж

 

противным; в  его хриплом  голосе  ей почудились какие-то  нежные ноты, да и

 

манеры  его  показались  ей  довольно приятными.  И вот однажды вечером  она

 

подумала: "Бедняжка  Иосиф!  Я к нему слишком сурова, а ведь он со мною  так

 

мил!.."

 

     Когда  женщине  приходят  в   голову  подобные  мысли,  значит,  должно

 

произойти что-то серьезное.

 

     Результатом всего  этого было то,  что все четыре  евангелиста признают

 

наличие у  Иисуса братьев и сестер (Матфей,  глава 12.  стихи  46-50;  Марк,

 

глава  3, стихи 31-35; Лука, глава 8,  стихи 19- 21;  Иоанн, глава  7, стихи

 

3-10). Имена сестер  и их количество не  известны, зато в Новом завете точно

 

указаны имена  братьев,  которых было четыре:  Иаков,  Иосия, Симон  и  Иуда

 

(Марк, глава 6, стих 3).

 

     Святой  Епифаний,  отец  церкви  и  человек  крайне  дотошный,   упорно

 

настаивает на том, что братья и сестры Иисуса - это дети Иосифа, прижитые им

 

в первом браке.

 

     Рассказывайте эти сказки кому-нибудь другому, хитрейший отец Епифаний!

 

     Во-первых,  в евангелии нигде  не  говорится, что плотник  был вдовцом,

 

когда женился на Марии.

 

     А  кроме того,  существует одна легенда, целиком признаваемая церковью,

 

легенда, которой мы пока не касались и о которой весьма кстати будет сказать

 

именно здесь.

 

     Когда папаша Иоаким и  матушка  Анна, изменив намерение посвятить Марию

 

служителям  храма,  решили  выдать ее  замуж,  все претенденты на  ее  руку,

 

собравшись, постановили, что малютка будет принадлежать  тому, кто  окажется

 

самым целомудренным из них. Был устроен  своего  рода  конкурс непорочности.

 

Испытание  заключалось  в  следующем: каждый  претендент принес обыкновенную

 

сухую палку  и  все  они  положились на  волю  божью  в  ожидании  чудесного

 

знамения. И тут случилось чудо: все палки остались сухими и лишь одна палка,

 

палка Иосифа, вдруг начала цвести - на ней появилась великолепная лилия. Эта

 

лилия была красноречивее всяких слов.  Мы просим у читателя извинения за то,

 

что  раньше не  рассказали  ему об этом событии,  но ведь  поведать о чем-то

 

интересном никогда не поздно.

 

     И наконец, если бы Иосиф имел детей от первого брака, мы бы видели их в

 

Вифлееме во время переписи и он потащил бы их за собою в Египет.

 

     А посему, почтеннейший святой Епифаний, придержите-ка лучше свою версию

 

при  себе,  ибо  тот,  кто  стремится доказать  слишком много, не доказывает

 

ничего.

 

     Вполне  естественно  предположить,  что Иисус был старшим  среди  своих

 

братьев и сестер, что они родились вскоре после его возвращения из  Египта и

 

что Христос, как при Иосифе, так и после его смерти, был главным  кормильцем

 

семьи.

 

     Когда ему исполнилось тридцать лет, двое из его  братьев были уже почти

 

взрослыми, и Иисус, считая, что теперь родня сможет обойтись без него, решил

 

заняться проповедничеством.

 

     Вначале,  когда  у  Христа  едва  только  обнаружилась его склонность к

 

суесловию,  в  семье над  ним  потешались. Все недоуменно пожимали  плечами,

 

когда он  объявил, что собирается привести мир в движение одним лишь  звуком

 

своего голоса.

 

     Его братья,  родственники и друзья сокрушались, встречая друг друга, и,

 

должно быть, вели такого рода разговоры:

 

     - Ну, что Иисус?

 

     - Я вчера его видел. Все носится со своей идеей...

 

     - Значит, не проходит?..

 

     - Увы, нет.

 

     - Так что же, он по-прежнему хочет обратить человеческий род?

 

     - И даже упорнее, чем прежде!

 

     -  Меня  это искренне  огорчает;  особенно  жаль  его матушку:  славная

 

женщина этого не заслужила.

 

     -  А  что  поделаешь? Приходится мириться.  У  Иисуса с  головой  не  в

 

порядке, и к тому же он упрям, как старый осел. Вздумалось ему проповедовать

 

- и он будет проповедовать.

 

     - Ох и порасскажет он всякой всячины!..

 

     - Не знаю, что уж он там станет болтать всяким зевакам, но, разумеется,

 

мы, его братья, не собираемся  его слушать. Он  и так все уши нам  прожужжал

 

своими россказнями о том свете: час послушаешь - и можно одуреть.

 

     Поэтому,  как  только  у  него  это начинается, мы со всех ног бежим из

 

дома.

 

     - Печально, печально; видно, он совсем свихнулся...

 

     - Увы...

 

     - Какое это несчастье для вашей семьи! Бедняга плохо кончит...

 

     С  этими  словами родственники  и  друзья  расходились, удрученно качая

 

головой.

 

     Вы думаете, что  я преувеличиваю? Читайте в Евангелии от  Иоанна (глава

 

7,  стих  5):  "Ибо  и  братья  его  не  веровали в  него". Если  вам  этого

 

недостаточно,  читайте у святого  Марка  (глава  3, стих  21):  "И, услышав,

 

ближние его пошли взять его; ибо говорили, что он вышел из себя".

 

     Если бы в то время, когда в Иисусе еще только просыпалась его страсть к

 

бродяжничеству, Иосиф был жив, он, возможно, принял бы какие-нибудь меры.

 

     Но  старик уже отправился  к  праотцам.  Умер  он, должно  быть,  самым

 

заурядным образом, поскольку в евангелии  даже не говорится о том, при каких

 

обстоятельствах плотник сыграл в ящик.

 

     Словом, так  или иначе у  Иисуса  была  семья,  и она  не  верила в его

 

божественную  миссию. Для  своего лакея  великий  человек  никогда  не будет

 

гением - для своего родного брата пророк никогда не будет прорицателем.

 

 

     Глава 16.

 

В ДЕЛО ВМЕШИВАЕТСЯ ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ.

 

     И было в те дни, пришел Иисус из  Назарета Галилейского, и крестился от

 

Иоанна в Иордане.

 

     И  когда выходил из воды, тотчас увидел  Иоанн  разверзающиеся небеса и

 

духа, как голубя, сходящего на него. Марк, глава 1, стихи 9-10

 

     Уточним некоторые даты, чтобы чуточку досадить приверженцам

 

     христианской   легенды.   На    основе    неопровержимых   исторических

 

свидетельств установлено, что Ирод умер в апреле 750 года от основания Рима.

 

Работы историка Иосифа  Флавия  не  оставляют никакого сомнения относительно

 

точной  даты смерти  Ирода. Вместе  с тем по постановлению  непогрешимых пап

 

началом  христианской  эры  принято  считать год  рождения Христа,  который,

 

опять-таки в соответствии со святейшим папским  мнением,  соответствует  753

 

году римского летоисчисления.

 

     Между смертью  Ирода  и рождением  Христа прошло,  стало  быть,  девять

 

месяцев 750 года, весь 751 год,  весь 752 год и без шести дней  753  год, то

 

есть всего около четырех лет.

 

     Церковь  утверждает еще, что  Иисус начал проповедовать, когда ему было

 

тридцать лет, проповедовал  три года  и умер тридцати трех лет от роду.  Тут

 

как будто бы все ясно.

 

     А вот что говорится в Евангелии от Луки (глава 3, стихи 1-2):

 

     "В пятнадцатый  же  год правления Тиверия  кесаря, когда  Понтий  Пилат

 

начальствовал в Иудее, Ирод был четвертовластником  в Галилее, Филипп,  брат

 

его,   четвертовластником  в  Итурее  и  Трахонитской  области,   а  Лисаний

 

четвертовластником  в  Авилинее,  при  первосвященниках  Анне и Каиафе,  был

 

глагол божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне". Речь идет об Ироде Антипе.

 

     Этот  Ирод  Антипа был  одним из сыновей Ирода  Великого, того  самого,

 

который спустя четыре года после  своей смерти стремился уничтожить младенца

 

Иисуса.

 

     Кроме того, Новый завет утверждает, что Иоанн начал проповедовать всего

 

за несколько месяцев до первого публичного выступления Иисуса.

 

     С  другой стороны, известно, что кесарь Август, которому  наследствовал

 

Тиверий, умер 19 августа 767 года от основания Рима; значит, пятнадцатый год

 

правления Тиверия начался 19 августа  781 года римской эры, а следовательно,

 

Иисусу было тогда не 30, а только 28 лет.

 

     Отсюда следует, что евангелие,  хотя оно и продиктовано святым духом, и

 

на  сей  раз  явно  противоречит  самому  себе. Если  считать,  что  Христос

 

приступил  к своей деятельности в тридцать лет, то придется признать, что он

 

должен был родиться за два  года до начала христианской эры. Ну, не  забавно

 

ли это? Однако не стоит задерживаться на подобных мелочах. Лучше вернемся к

 

     Иоанну, сыну Захарии.

 

     Иоанн  с   детства   любил   бездельничать.   Он  не  играл  со  своими

 

сверстниками,  а уходил  в пустыню  и  там  развлекался разговорами  с самим

 

собою. Пустыней его  была невозделанная земля между  Хевроном и Иерусалимом;

 

она  представляла  собою  холмистую   гряду,   кое-где  пересеченную  сухими

 

бесплодными долинами. Лишь чахлые кустарники  немного оживляли  однообразный

 

облик этих известняков, ослепительная белизна которых утомляла глаз. Но даже

 

и  такая скудная растительность совершенно  исчезала  по мере  приближения к

 

Мертвому морю: там уже царило сплошное уныние.

 

     Так выглядела  пустыня,  в которой  Иоанн  пребывал до  тридцатилетнего

 

возраста.  Спрашивается:  чем же  он  там питался?  Быть  может, бог  Саваоф

 

отправлял ему  с  неба жареных  перепелок? Евангелист  Матфей  сообщает, что

 

Иоанн пробавлялся исключительно копченой саранчой. "Сам же Иоанн имел одежду

 

из  верблюжьего волоса и  пояс кожаный на чреслах  своих; а  пищею  его были

 

акриды и дикий мед" (Матфей, глава 3, стих 4).

 

     Изредка путешественники встречали нашего сумасброда, рассказывали о нем

 

местным жителям, и немало любопытных  приходило поглазеть  на  этого чудака,

 

который  с  утра до  ночи оглашал пустыню  своими воплями. "Приготовьте путь

 

господу, - кричал он без устали, - прямыми сделайте стези ему; всякий дол да

 

наполнится,  и  всякая  гора и  холм  да  понизятся,  кривизны выпрямятся  и

 

неровные пути  сделаются  гладкими" (Лука, глава 3, стихи 4-5). Кроме  того,

 

"писание" сообщает,  что этот святой человек никогда не стриг волос. Длинные

 

космы, кожаный пояс да плащ из верблюжьей шерсти составляли все его одеяние.

 

     Забавные чудачества  Иоанна принесли ему некоторую известность. Заметив

 

интерес  к своей персоне, сын  Захарии  обосновался  на берегах Иордана.  Он

 

предлагал своим посетителям погружаться до пупа в воду и вдобавок выливал им

 

ушат воды на  голову. И всегда  находились  любители,  которые были не прочь

 

принять участие в столь невинной забаве.

 

     Но вот однажды вместе с толпой любопытных к своему кузену явился  Иисус

 

собственной персоной. Иоанн никогда раньше его не видел, но сразу же узнал.

 

     - Чем могу служить? - обратился он к Христу.

 

     - То есть как?! Я тоже пришел креститься, - ответил Иисус.

 

     - Да ты шутишь! -  изумился Иоанн. - Мне надо креститься от тебя, а  ты

 

приходишь ко мне?!

 

     -  Оставь, оставь  эти церемонии, - прервал  его  Христос. -  Пока  что

 

обязанности крестителя лежат на тебе, а посему крести меня!

 

     Иоанн решил, что отказываться было бы неучтиво.  Он  взял сына Марии на

 

руки, окунул его в воду и сделал ему свое обычное обливание.

 

     Когда Христос, отряхиваясь, вышел из Иордана, небеса вдруг разверзлись,

 

оттуда выпорхнул голубь (впрочем, он  вполне  мог быть  и  уткой)  и  уселся

 

Иисусу на  плечо.  Тут  Иоанн услышал, как пташка отчетливо произнесла: "Сей

 

есть  сын мой  возлюбленный,  в котором мое благоволение" (Матфей, глава  3,

 

стих 17).

 

     К  сожалению, люди, присутствовавшие при  этой сцене,  не слышали  слов

 

голубя.  Иначе они прямо  тут  же, не сходя с места, обратились  бы в  новую

 

веру, это совершенно очевидно. Однако, несмотря на чудесное появление птички

 

- святого духа,  никакого обращения присутствовавших не последовало. Дело  в

 

том,  что Иоанн  был  единственным  свидетелем  чуда; все остальные, видимо,

 

заткнули уши и зажмурили глаза.

 

     Святой Юстин прибавляет, что, едва  только крещение Иисуса совершилось,

 

Иордан превратился в огненную реку (Диалог с Трифоном, параграф 88).

 

     А мне  почему-то  думается, что река  превратилась  в  разливанное море

 

пунша, и все пили его сколько влезет.

 

 

     Глава 17.

 

В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, КАК ДЬЯВОЛУ ВЗДУМАЛОСЬ ИСКУШАТЬ БОГА.

 

     Иисус, исполненный духа святаго,  возвратился от Иордана и поведен  был

 

духом в пустыню. Там сорок дней он был искушаем от диавола  и ничего не ел в

 

эти дни; а по прошествии их, напоследок взалкал... И, окончив все искушение,

 

диавол отошел от него до времени.

 

     Лука,  глава  4,  стихи  1,  2,  13. Нет более прилипчивой  заразы, чем

 

глупость.  У  Иоанна  Крестителя была  болезненная страсть  к пустыне.  Едва

 

только Иисус крестился,  эта мания появилась и у  него. Иоанн питался только

 

копченой саранчой; Иисус решил его перещеголять.

 

     Неподалеку находился  обширный  участок  земли,  в  точности  схожий  с

 

пустыней, где поселился Иоанн. Именно туда и направился  Христос. Он устроил

 

свою  резиденцию  на холме  со множеством  гротов;  впоследствии  этот  холм

 

получил название Горы сорока дней  в память почти шестинедельного пребывания

 

там сына Марии.

 

     В этой пустыне не было даже паршивой саранчи, чтобы  заморить червячка,

 

там  не было ровным  счетом ничего,  кроме  диких зверей.  Пророки  оставили

 

довольно  красочное  описание  этой  унылой  местности. Там, среди хищников,

 

Иисус и провел в полном  одиночестве целых сорок дней. Наличие  единственной

 

компании в  виде  диких животных отмечает также и евангелист Марк  (глава 1,

 

стих 13).

 

     Иисус, преуспевший в своем совершенствовании больше, чем  Иоанн, ибо он

 

как-никак был богом, жил все это время ничего не вкушая. Справедливости ради

 

надо сказать, что именно в силу божественной сущности  Иисуса с  его стороны

 

это уж не  ахти какой подвиг. Если  говорить о чуде, то оно состоит скорее в

 

том,  что  шакалы,  львы и  леопарды  не  пустили  плоть  Христову  себе  на

 

бифштексы,  ибо ведь им  тоже нечего было есть и потому они  вполне могли бы

 

воспользоваться мясом того,  кому взбрело в голову  сунуться в  их владения.

 

Правда, всемогущему  богу ничего  не стоило  сделать себя  неосязаемым, едва

 

только хищники вздумали бы вонзить свои когти в "Слово, ставшее плотью".  "И

 

ангелы  служили ему", -  прибавляет  евангелист Марк.  Интересно  знать, чем

 

именно,  если  Иисус  обрек  себя  на полное голодание? Разумеется,  они  не

 

подавали   ему  на  серебряном   блюде  антрекотов   с   яблоками.  Чем  же,

 

спрашивается, они  служили Иисусу? Впрочем, я догадываюсь: вероятнее  всего,

 

они чистили ему башмаки.

 

     Между тем дьяволу пришла в  голову странная идея: он решил  подвергнуть

 

Христа  искушению.  Сатана  до  того  был  раздосадован   рождением  мессии,

 

явившегося в мир, чтобы  искупить страшный первородный  грех, что он даже не

 

дал себе труда поразмыслить хотя бы в таком духе: "Если кто и безгрешен, так

 

это безусловно  господь  бог.  Просто  невероятно,  чтобы  он  позволил себе

 

согрешить! Поэтому нечего тратить зря время на какое-то дурацкое искушение".

 

     Сатана обо всем этом не подумал и отправился совершать свое черное дело

 

с надеждой преуспеть.

 

     "Если мне удастся втравить Христа в какую-нибудь неблаговидную историю,

 

-  подумал он,  -  то-то будет потеха! Господь  бог в  преисподней -  это же

 

находка! Вот уж когда я разожгу огонек под моей сковородкой!.."

 

     И  коварный  искуситель,  весело  насвистывая,  помчался к  Иерихонской

 

пустыне.  Был сороковой День Иисусова  поста.  Несмотря на все  божественные

 

преимущества, у сына  Марии начало сосать под ложечкой. В продолжение сорока

 

дней у него не было никакого аппетита, но под конец  пустой желудок напомнил

 

о себе.

 

     Об этом  недвусмысленно  говорится в  евангелии: "Там сорок  дней он...

 

ничего  не  ел...; а по  прошествии их, напоследок взалкал" (Лука,  глава 4,

 

стих 2). Тут ему и явился Сатана. С дьявольской учтивостью он отвесил Иисусу

 

нижайший поклон и начал так:

 

     - Неужто  ты и не пытался избавиться от  желудочных колик? Да  кто тебе

 

поверит? Иметь перед собой столько камней и не заморить ими  червячка  - это

 

было бы чересчур наивно!..

 

     Иисус пожал плечами.

 

     - Я не шучу, - продолжал дьявол. - Да сын ли ты божий?

 

     Если да, то стоит тебе только повелеть этим камням превратиться в хлеб,

 

и они сочтут своим святым долгом это сделать.

 

     Таково было первое искушение. Допустим на  минуту, что Иисус последовал

 

совету Сатаны: я не вижу в  том никакого смертного греха. Изготовление хлеба

 

посредством чуда не является деянием, заслуживающим адской муки.

 

     Наоборот,  множество святых было канонизировано  церковью именно за то,

 

что они проделывали подобного рода фокусы. И разве сам Иисус впоследствии не

 

совершал аналогичные чудеса, причем многократно?

 

     Весь грех тут мог состоять  в нарушении поста, который Иисус должен был

 

блюсти по  приказанию  папаши Саваофа.  Но ведь как раз в  тот  момент  пост

 

кончился, поскольку с этого дня Иисус опять стал вкушать!

 

     Тем  не менее  Христос не поддался на дьявольское искушение. Он ответил

 

Сатане:

 

     - Мне нет надобности превращать эти камни в хлеб,  ибо не хлебом единым

 

будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст божьих. "И  приступил

 

к нему искуситель,  и сказал:  если ты сын  божий,  скажи,  чтобы камни  сии

 

сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ:

 

     написано: "не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом,

 

     исходящим  из уст божиих"  (Второзаконие, глава,  8,  стих 3)" (Матфей,

 

глава 4 стихи 3-4).

 

     Сатана  не  нашелся  что возразить: видимо, слово  божье  действительно

 

является весьма калорийной пищей.  Если  бы  я  был поваром  у какого-нибудь

 

епископа и  он  велел  мне приготовить  ему  глазунью, а я  бы  вместо этого

 

почитал ему Библию, - интересно, как бы он к этому отнесся?..

 

     Итак, дьявол  не  затевал  спора:  в запасе у  него оставалось  еще два

 

средства.  Он  схватил  Иисуса  в  свои  лапы, полетел  с  ним по воздуху  в

 

Иерусалим  и опустил  его на крыло  храма. Богословы считают,  что  это была

 

верхушка портика Соломона, который выходил на восточный берег Иордана. Крыша

 

высокого портика выступала над двором храма. Тогда дьявол, показав на толпу,

 

заполнившую  площадь,   стал   подзадоривать  Иисуса,  чтобы   тот  совершил

 

что-нибудь необычайное:

 

     -  Глянь-ка! Недурная  высота?! Вот  тебе,  миляга,  подходящий  случай

 

показать, на что  ты способен.  Сигай  вниз! Тебе  нечего  бояться,  что  ты

 

переломаешь  себе  ребра:  ведь  ангелы  оберегают  тебя, они  вовремя  тебя

 

подхватят, чтобы ты, не дай бог, не повредил своих божественных пяток. Иисус

 

устоял и перед вторым искушением и не совершил того, что возбраняется богам.

 

И на этот раз он отверг дьявольское предложение самыми простыми словами.

 

     -  Где-то  написано:  "Не искушай господа  бога твоего",  -  гласил его

 

ответ.

 

     Тогда  Сатана снова  схватил бога своего  Иисуса и  полетел  с  ним так

 

высоко, как только мог. Наконец он опустил его  на  вершину огромной горы. С

 

этой горы, утверждает евангелие, открывались "все царства мира". Однако, как

 

бы ни  была  высока  эта гора,  трудно объяснить, каким образом с вершины ее

 

можно было  объять глазом  всю Землю, если  известно, что Земля  имеет форму

 

шара. Но стоит ли придираться к такой мелочи?..

 

     Сатана показал  Иисусу "все царства мира и  славу их" (Матфей, глава 4,

 

стих 8).

 

     - Ну и красотища! - воскликнул он. - И все эти огромные владения

 

     принадлежат  мне.  Я  раздаю их  кому заблагорассудится. Хочешь, подарю

 

пару, а то и больше? Впрочем, может быть, ты хочешь все? Пожалуй, я готов их

 

отдать,  но при одном условии:  если ты,  мой бог,  падешь передо мною ниц и

 

поклонишься мне, дьяволу.

 

     В ответ на такое предложение Иисусу следовало  бы расхохотаться дьяволу

 

в лицо, ибо, говоря это, Сатана явно был не в своем уме.

 

     И  действительно, Христос, до сих пор покорно терпевший  адские объятия

 

дьявола и совершивший  в этих объятиях несколько воздушных перелетов, на сей

 

раз заупрямился.

 

     - Нет уж, хватит! - сердито проворчал он. - Проваливай-ка ты отсюда, да

 

поживее! Ишь чего ему захотелось  - поменяться  ролями! Нет уж, старый плут,

 

это ты должен мне поклоняться и мне служить.  Довольно с меня твоих шуточек.

 

Убирайся прочь, нечистая сила!

 

     Дьявол  не  заставил себя  упрашивать:  он  безропотно  повиновался  и,

 

удрученный неудачной попыткой искушения, провалился в преисподнюю.  Желающих

 

убедиться   в  том,   что,  рассказывая   об  искушении  Иисуса,   я  строго

 

придерживался текста "священного писания",  отсылаю к  следующим источникам:

 

Евангелие от Матфея, глава 4, стихи 1-11; Евангелие от Марка, глава 1, стихи

 

12-13; Евангелие от Луки, глава 4, стихи 1-13.

 

 

     Глава 18.

 

СЛОВО ПОЛУЧАЕТ ПЕРВЫЕ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫЕ.

 

     На другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его.

 

     И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот агнец божий.

 

     Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом.

 

     Иоанн, глава 1, стихи  35-37. Пока  Христос, попустительствуя  дьяволу,

 

разрешал ему таскать  себя то на  верхотуру храма, то на макушку горы, Иоанн

 

продолжал  горланить  пуще  прежнего, оглашая  своими воплями  мирные берега

 

Иордана.

 

     Мало-помалу в  Иерусалиме пошли  толки  о  том, что  в Вифании появился

 

некий чудак, который кропит  людей водою и окунает их в реку, и что об одном

 

из окрещенных  таким манером  людей Иоанн говорил: "Сей был тот, о котором я

 

сказал, что  идущий  за мною стал впереди меня, потому что был  прежде меня"

 

(Иоанн, глава 1, стих 15).

 

     Узнав об  этом, некоторые  члены синедриона, высшего совета  иудейского

 

духовенства, забеспокоились и  подумали: а  должно ли позволять этому Иоанну

 

Крестителю  продолжать  свои религиозные  чудачества? Уж  не является  ли он

 

опасным конкурентом, помышляющим  о создании нового культа? Или, быть может,

 

к  нему следует отнестись просто  как  к одному  из  многих  помешанных, чье

 

безумие не представляет ни малейшей опасности?

 

     Чтобы  действовать наверняка,  синедрион уполномочил  нескольких  своих

 

членов  отправиться  к  Крестителю  и  дипломатично  все  у  него  выведать.

 

Представители, выбранные для этой миссии, были из секты фарисеев,  которые у

 

иудеев  занимали примерно  такое  же  положение,  как иезуиты  у  католиков.

 

Фарисеи составляли своего рода религиозное общество; члены его вели светский

 

образ  жизни и  пользовались большим  уважением; они  занимались  политикой,

 

лечили все болезни заклинаниями и больше всего стремились  к господству  над

 

своими  согражданами и единоверцами.  Короче говоря,  это были  честолюбивые

 

интриганы. Делегаты отправились в Вифанию.

 

     -  Кто  ты  есть?  -  обратились они  к Крестителю. - Не  мессия ли ты,

 

которого мы ожидаем?

 

     - Ни в коем случае! - ответил Иоанн, - Я мессия? О нет, никак нет.

 

     - Уж не Илия ли ты, который исчез несколько сот лет тому назад и теперь

 

снова вернулся на землю?

 

     - Нет, я не Илия.

 

     - Но ты пророк, по крайней мере?

 

     - Ни капельки.

 

     - Так кто же ты, в конце-то концов?

 

     - Я глас вопиющего в пустыне:  исправьте путь к господу! Фарисеям стало

 

ясно, с  кем  они имеют дело.  Однако один  из них,  считавший, что Иоанн не

 

вправе купать своих посетителей, задал ему еще такой вопрос:

 

     - Какого же рожна ты  крестишь, если ты не мессия, не Илия и не пророк?

 

Уклоняясь от прямого ответа, Иоанн ответил:

 

     - Ну какое  вам  дело до того,  что я  крещу?  Я крещу в воде, но стоит

 

среди  вас некто,  которого вы не  знаете:  он-то и  есть идущий за мною, но

 

который  стал  впереди  меня; и  вот  ему, который среди вас, я  не  достоин

 

развязать ремень у обуви его! Весь этот бред приведен в  Евангелии от Иоанна

 

(глава 1, стихи 26-27).

 

     Фарисеи были удовлетворены. Комплимент, содержавшийся в последней фразе

 

Крестителя,  каждый из  них мог  принять на  свой  счет. Они  возвратились в

 

Иерусалим и доложили синедриону о результатах своего расследования.

 

     Мнение их, вероятно, было таково:

 

     -  Мы видели  Крестителя,  друзья!  Ну  и  дурень! Право  же,  не часто

 

услышишь, чтобы даже сумасшедший нес такую околесицу! Мы не  касаемся  того,

 

насколько  он  опасен.  Если  его  устраивает сидеть  в пустыне  и драть там

 

глотку, то пусть себе сидит на здоровье! Котелок у него не варит - вот в чем

 

все  дело.  На другой день  после  визита  фарисеев Иисус,  который  сошел с

 

высокой горы, куда он позволил уволочь себя дьяволу, в свою очередь явился к

 

Иоанну Крестителю.

 

     Едва только сын Захарии заметил своего родственника, он закричал:

 

     - Вот он! Вот агнец  божий! Вот тот, кто принял на себя все грехи мира!

 

Присутствовавшие,  не видя ни  ягненка,  ни барана, не  обратили внимания на

 

крики Иоанна.

 

     А он продолжал:

 

     - Я не знал его,  не знал агнца божьего. Но он идет за мною, и он  выше

 

меня, потому что был прежде меня.

 

     - Ты уже об этом говорил, - заметил кто-то.

 

     - Ну и что  же?  Я опять скажу. И если  вы  спросите, почему я  крещу в

 

воде, то знайте: затем, чтобы этот агнец явлен был Израилю.

 

     Вокруг   Иоанна   стала   собираться   толпа.   Присутствие  любопытных

 

подзадоривало Крестителя, и он распалялся все больше.

 

     - Я видел святого духа,  - кричал Иоанн, -  я видел, видел  его! С неба

 

спустился голубь, уселся  на агнца и  остался на  нем. Готов  поклясться чем

 

угодно, я не знал его.  Но тот,  кто  послал меня крестить, сказал мне:  "На

 

кого увидишь  духа сходящего и пребывающего на нем, тот есть крестящий духом

 

святым" (Иоанн, глава 1, стихи 29-34).

 

     Никому  и  в голову не пришло, что Иоанн имеет в виду Иисуса, и публика

 

стала расходиться, на все лады толкуя безумие Крестителя.

 

     На  другой день  Иоанн  Креститель снова  был  на том же  месте с двумя

 

галилейскими рыбаками: Андреем и Иоанном, сыном  Зеведеевым.  Последний  был

 

совсем  молоденький  парнишка  с длинными белокурыми  волосами  -  ну просто

 

красавчик!

 

     Мимо прошел Иисус. На этот раз Креститель пальцем показал на сына Марии

 

и вновь завел свою шарманку:

 

     - Обратите внимание на этого светлого шатена. Это и есть агнец божий, о

 

котором я все время толкую.

 

     Иоанн  и Андрей  оставили Крестителя и последовали  за  Иисусом.  Иисус

 

обернулся и, увидя, что они идут за ним по пятам, спросил их:

 

     - Что вы ищете? Они ответили ему:

 

     - Скажите нам только, где вы живете.

 

     - Ну,  если так, тогда  пошли со мной, - сказал Иисус.  Он привел их  в

 

заброшенную хижину и, когда они вошли, плотно закрыл дверь. Было четыре часа

 

пополудни.

 

     Что происходило в хижине - об  этом  в евангелии ничего не говорится. О

 

чем  беседовало  Слово  со  своими первыми  двумя  прилагательными, остается

 

тайной.

 

     Как бы там ни было, Андрей и красавчик Иоанн были очарованы своим новым

 

знакомым. Андрей рассказал о нем своему  брату Симону, тоже рыбаку, и привел

 

его к Иисусу.

 

     Иисус обратился к Симону с такими словами:

 

     -  Ты  Симон,  не  правда  ли?  Так вот,  с  сегодняшнего  дня  я  тебя

 

переименовываю, и будешь ты зваться Петром, что значит "камень".

 

     Симон согласился, чтобы его называли Камнем. На другой день все там же,

 

на берегу Иордана, Иисус повстречал четвертого галилеянина, по имени Филипп.

 

Он был родом из Вифсаиды, из того же города, что и Андрей и Симон-Петр.

 

     - Иди за мной, - сказал ему Иисус. - Кто меня любит, идет за мной.

 

     Филипп пошел за Иисусом.

 

     Наконец, по настоянию Филиппа, к этой маленькой компании  присоединился

 

еще  и  некий  Нафанаил,  сын  Толмая (Бар-Толмей), названный по сему случаю

 

Варфоломеем.

 

     Когда его представили Иисусу, мессия сказал:

 

     - Вот уж, право слово, настоящий иудей! Мне нравится этот хлопец!

 

     - Послушай, откуда ты меня знаешь? - поинтересовался Варфоломей.

 

     - Я тебя видел.

 

     - Когда же это было?

 

     - Прежде, чем назвал тебя Филипп.

 

     - И где?

 

     - Как где? Под смоковницей (Иоанн, глава 1, стихи 48-50).

 

     -  Вот  так здорово! -  воскликнул Варфоломей. - Ты и впрямь молодчина!

 

Готов поручиться, что ты сын божий, царь Иудеи.

 

     Иисус продолжал:

 

     -  Тебя это удивляет, милейший? Ты  поверил, потому что  я сказал,  что

 

видел тебя под смоковницей. Но это все пустяки:

 

     дай только время, и ты еще не такое увидишь!

 

     - Что же такое я могу увидеть? - заинтересовался Варфоломей.

 

     Остальные ученики тоже вопрошающе смотрели на Христа.

 

     - Ты увидишь... вы увидите небо отверстым и  ангелов божьих, восходящих

 

и нисходящих ко мне (Иоанн, глава 1, стихи 50-51).

 

     В  предвкушении  такого  изумительного  зрелища  ученики  заплясали  от

 

радости.

 

     Так Иисус составил первоначальное ядро апостолов. В него вошли: Андрей,

 

Иоанн, Симон-Петр, Варфоломей и Филипп.

 

     Слово было дополнено пятью прилагательными  - учениками, которые в свою

 

очередь привлекли к нему новых приверженцев.

 

 

     Глава 19.

 

О ТОМ. КАК БОГ ЯВИЛСЯ НА СВАДЬБУ.

 

     Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской  и явил славу свою;

 

и уверовали в него ученики его.

 

     Иоанн,  глава 2, стих  11. С этой небольшой компанией  из пяти учеников

 

Христос отправился  в  путь. Сперва  они  подались в  сторону  Назарета.  Ни

 

экипажа, ни лошадей у них не было, так что, переночевав  одну ночь в Сихеме,

 

а вторую  -  в  Эль-Ганииме,  они  пешком пересекли  Эсдрелонскую равнину  и

 

кое-как добрались до безвестного городишки, где проживала семья Иисуса.

 

     У наших странников - об этом не следует забывать - в кармане не было ни

 

гроша: все шестеро  побросали  свои  хибары  и не слишком  доходные, но зато

 

вполне честные  ремесла и отныне решили жить за  счет  сердобольных дураков.

 

Они,  без  сомнения, налагали  контрибуцию  на  попадавшиеся  им  по  дороге

 

курятники и фруктовые  сады, так что во время походных трапез  у  них всегда

 

было что-нибудь и на десерт.

 

     Кроме  того,  они  рассчитывали  на  некоторую  поддержку   со  стороны

 

назаретских  друзей,  но,  когда  они туда явились, родственников Иисуса  не

 

оказалось дома: они были на свадьбе неподалеку.

 

     - Превосходно, - сказал Иисус, - пойдем и мы на свадьбу.

 

     И  они отправились  в Кану, расположенную всего в каких-нибудь  четырех

 

километрах от Назарета, где скромные ремесленники выдавали замуж свою дочь.

 

     В  Иудее  свадьба  считалась большим событием,  так что  даже в  бедных

 

семьях она праздновалась весьма торжественно и пышно.

 

     Когда появился Иисус в сопровождении пяти спутников, торжество было уже

 

в  полном разгаре. Все необходимые  обряды были  уже совершены, и дело шло к

 

свадебному пиру. Наши  скитальцы  прибыли  весьма  кстати:  им  представился

 

удобный  случай как следует  выпить и закусить на дармовщинку, тем более что

 

иногда свадебный пир продолжался несколько дней подряд.

 

     Недолго думая, они нырнули в толпу гостей  как  раз в тот момент, когда

 

прибыл  свадебный  кортеж   во  главе   с  молодоженами.  Была  среда,  день

 

бракосочетания  девиц;  вдовы, вступавшие  в  брак  вторично,  венчались  по

 

четвергам.

 

     Церемония происходила следующим образом.  К торжественному  дню невеста

 

готовилась очень тщательно. Во-первых, накануне она принимала ванну,  причем

 

ванну  ароматическую,  - нередко  это  было для нее в  диковинку. Затем  она

 

надевала все свои безделушки и украшения, в том  числе хитро застегивающийся

 

пояс, снять который имел право только будущий супруг. К наконец, она венчала

 

прическу миртовым венком и с ног до головы закутывалась огромной вуалью.

 

     Разодетая  таким  образом  невеста  ожидала  приезда  жениха.  При  ней

 

находилось  десять молодых девушек,  которые  должны были  сопровождать ее и

 

освещать путь фонарями.

 

     Поздно вечером  -  обычно  для  этой церемонии  выбиралась теплая ясная

 

ночь, что  в  условиях  малоазиатского  климата не  трудно  было сделать,  -

 

раздавался  крик:  "Жених,  жених  приехал!  Встречайте  жениха!"  Во  главе

 

процессии  шествовали  певцы,  голоса  их смешивались  со  звуками  флейт  и

 

тамбуринов. За  ними следовал жених. На нем был  парадный костюм, на  голове

 

золоченый тюрбан, украшенный гирляндами из роз и мирта. Шествовавшие рядом с

 

женихом десять его друзей держали  в руках пальмовые ветви. Далее  следовали

 

родственники   жениха  с   зажженными   факелами,  и  все   местные  барышни

 

приветствовали их, обмениваясь мнениями:

 

     - Послушай-ка, сегодня Елеазар женится!

 

     - И уж конечно на маленькой Ноэми?

 

     - На ней самой, на дочке папаши Самуила... Они  познакомились на балу у

 

толстой Ревекки, в лесу Кикайон...

 

     -  Как она выглядит, эта Ноэми? Она  так закуталась в свою вуаль, что и

 

не разглядишь: даже нос спрятала!..

 

     - Эдакая рыженькая, ни то ни се, а  рот  такой, словно  собралась  луну

 

проглотить... Девчонка, видать, разбитная!

 

     - Говорят,  она обожает  своего нареченного... Недельку  тому назад  их

 

застукали в овраге.

 

     - А  этот плут  Елеазар -  на  седьмом  небе!  Гляди, как  он  сияет от

 

счастья!  По   окончании  процессии  жених  в  сопровождении  своих   друзей

 

направлялся к девушке и, взяв ее  за руку, вел  к  дому.  На пороге  будущий

 

тесть  вручал  ему плоский широкий  камень,  на котором  была указана  сумма

 

приданого, разумеется, когда оно было.

 

     Затем кортеж направлялся к месту свадебного пиршества.

 

     Я  уже сказал, что свадьба  продолжалась  несколько дней. За завтраками

 

следовали обеды, за обедами - ужины; наедались до того, что лопались животы,

 

а  в промежутках между  трапезами развлекались игрой в  шарады  и  в  другие

 

умственные игры. Все происходило именно так,  как я рассказываю,  -  тут нет

 

никакого вымысла.

 

     "Целая  неделя,  а то и  две проходили в сплошных  увеселениях" (Тобий,

 

глава 8,

 

     23). И вот, чтобы несколько  охладить разгулявшихся гостей и внушить им

 

более серьезные  мысли, существовал такой обычай:  время от времени  жених и

 

невеста  бросали  свои бокалы на пол  и разбивали их вдребезги.  Кроме того,

 

временами все гости покрывали себе головы салфетками или  уголком скатерти и

 

поднимали  при  этом  страшный крик, Как уже  было  сказано, наши  блюдолизы

 

поспели к самому началу пиршества.

 

     Они без зазрения совести примазались к гостям, а  хозяин дома, не желая

 

конфузить  их и нарушать  общего веселья, сделал вид, что ничего  не  видит.

 

Мария  попыталась,  было  сделать  Иисусу  родительское  внушение,  но  тот,

 

отличавшийся сыновьим почтением отнюдь  не  более,  чем благовоспитанностью,

 

довольно дерзко оборвал ее:

 

     - Женщина, что между мной и тобой общего?

 

     Евангелие от Иоанна (глава 2, стих 4) приводит эти грубые слова с такою

 

невозмутимостью, как будто это самый обычный и естественный ответ сына своей

 

мамаше.

 

     Заметьте кстати: слова эти изобличают Иисуса не только как грубияна, но

 

и как воплощение невежества. Будь то Иосиф, ему Иисус, строго говоря, мог бы

 

еще  сказать:  "Между  нами  нет  ничего  общего".  Но  ляпнуть такое родной

 

матери?! Вот уж действительно образец глупости и хамства!

 

     Я спрашиваю у всех отцов и матерей: не заслуживала ли  подобная выходка

 

крепкого подзатыльника?

 

     Оправдать Иисуса  может только одно обстоятельство: вероятно, перед тем

 

как войти в зал, он хватил лишку и от этого у него зашумело в голове.

 

     Однако  не  все ли  равно? Как и у большинства  матерей, у  Марии  были

 

слабости: она лишь обернулась к хозяину и слугам и сказала:

 

     - Ладно, не мешайте ему, пусть делает что хочет.

 

     И вот вся святая компания уселась за общий стол. Андрей,  Симон, Иоанн,

 

Филипп и  Варфоломей, которых никто раньше и в  глаза не видел и которые  не

 

получили никаких приглашений,  без лишних церемоний  заняли  самые  почетные

 

места.

 

     Ясно, что такая публика живо  опорожнила все бутылки, и через некоторое

 

время гости стали требовать еще вина.

 

     Иисуса -  ему тоже хотелось промочить горло - так и подмывало нажать на

 

все педали всемогущества.  Он решил пустить в ход  свою божественную силу  и

 

сотворить чудо.

 

     В зале, где происходил  пир,  было  шесть  каменных  сосудов,  к  концу

 

пиршества их наполняли водой, чтобы гости могли вымыть руки.

 

     Христос подозвал к себе слуг и сказал им:

 

     - Наполните сосуды водою. Слуги наполнили сосуды до краев.

 

     - А теперь почерпните из них и обнесите гостей.

 

     Слуги сделали, как он велел.

 

     И-о чудо! - вода превратилась в вино, да еще какое!

 

     Отец  невесты  ненароком подумал, что это  зять  его  приготовил гостям

 

такой сюрприз, и обратился к своему новому родственнику:

 

     - Я  восхищаюсь  вами! Вы поступаете не  так, как другие! Обычно сперва

 

подают хорошее  вино, а потом,  когда гости захмелеют, им подсовывают всякую

 

дрянь,  считая,  что  теперь они  все  проглотят. Вы же,  наоборот,  сначала

 

угостили  нас хорошим вином, а теперь предлагаете еще лучшее. Это похвально,

 

друг мой,  очень похвально! Вы заслужили мое уважение (Иоанн, глава  2, стих

 

10).

 

     Но молодожен-то отлично знал, сколько у него было бутылок; он не мог не

 

воздать должное странствующему плотнику:

 

     внезапно превратив самую обыкновенную воду  в превосходнейшее вино, тот

 

сполна расплатился и за себя и за своих друзей, без приглашения явившихся на

 

праздник. Таким образом, Иисус, на которого поначалу смотрели довольно косо,

 

сразу же стал героем празднества.

 

     Благодаря  Иисусу  лучшие  вина  текли рекой.  Все  изрядно напились  и

 

разошлись по домам сильно навеселе.

 

     Итак, первым своим чудом Христос оказал  покровительство не кому иному,

 

как пьяницам.

 

 

     Глава 20.

 

СКАНДАЛ В ИЕРУСАЛИМСКОМ ХРАМЕ.

 

     Приближалась  пасха иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим; и нашел, что

 

в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег.

 

     И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и

 

деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул.

 

     Иоанн, глава 2, стихи 13-15.

 

     Можете себе  представить, сколько  шума рассказ об этом чуде наделал  в

 

Назарете.  Однако  земляки Иисуса не очень-то верили  в  его чудодейственную

 

силу.

 

     -  Вы  слыхали, -  говорили назаретяне, встретившись  друг с  другом на

 

другой день после свадьбы в Кане, - вы слыхали, про Иисуса, сына плотника?

 

     - Ну? Какой еще номер он выкинул?

 

     - Вчера он ни с того ни с сего заявился на свадьбу к Елеазару...

 

     - Я нисколько не удивляюсь, при его-то нахальстве!..

 

     - Но  это не все: он еще привел с  собой пятерых приятелей. Неизвестно,

 

где он с ними познакомился; он называет их своими учениками...

 

     - Ну, а дальше?

 

     - Они  пили, не  зная  удержу,  а когда  все было выпито,  плотник  сам

 

изготовил вино...

 

     - Изготовил вино?! Из чего же?

 

     - Из воды.

 

     - Ну, понятно: подкрасил  чем-нибудь  воду, как  это  делают все мелкие

 

торговцы.

 

     - Да нет же, кроме чистой воды, у него, говорят, ничего не было...

 

     - Почем вы знаете? Вы что, были на свадьбе?

 

     -  Сам я не  был,  но мне  об этом рассказал  Набей,  а Набей  узнал от

 

Мафусаила, тот  узнал  от Иосиаса,  Иосиас же узнал от Гедеона, которому обо

 

всем сообщил его кузен Гиркан.

 

     - О-о-о! Так ведь этот Гиркан приходится дядей невесте, рыжей Ноэми?

 

     - Совершенно верно.

 

     - Но ему же нельзя верить! Это же отчаянный пьянчужка. Он, наверно, как

 

всегда, нализался, а уж после этого плотник мог его убедить в чем угодно!

 

     - А что ты думаешь, вполне возможно! Впрочем, все там были хороши...

 

     - Что и говорить! Этот Иисус  просто посмеялся над  ними, и только! Это

 

чудо

 

     - обычное мошенничество в его духе.

 

     Действительно,  если чудо  в  Кане  привело в  движение все назаретские

 

языки,  то немало  нашлось людей, которых оно заставило недоуменно  пожимать

 

плечами. Это с очевидностью явствует из евангелия.

 

     Иоанн,  один  из учеников  Христовых, присутствовавший на  свадьбе,  не

 

может скрыть досады всякий раз, когда ему приходится говорить о назаретянах.

 

Так, он пишет: "Из Назарета может ли быть что доброе?" (Иоанн, глава 1, стих

 

46). Такого же мнения придерживался и Варфоломей.

 

     Вывод:  если  не  считать  гостей,  бывших  на  свадьбе,  но,  увы,  не

 

потрудившихся  передать  своих  впечатлений  потомкам,  да  еще  Иоанна,  то

 

знаменитый трюк с превращением воды в вино ни у кого не вызывает доверия.

 

     Иисус быстро сообразил, что  в Назарете он  со своим репертуаром успеха

 

не добьется, и поспешил из этого города, где его знали как облупленного.

 

     Он  отправился на берега Геннисаретского  озера:  там  и  природа  была

 

живописнее,  и  люди  попроще.  Кроме  того,  вокруг  озера  было разбросано

 

множество  загородных  вилл,  в  которых   весьма  весело  проводили   время

 

галилейские  красотки, а  наш озорник Иисус  не  чурался общества  молодых и

 

хорошеньких грешниц. Особенно славились такими красотками  прибрежные города

 

Капернаум, Магдала и Тивериада. И наконец, сами берега Геннисаретского озера

 

были как  нельзя  более  удобны для Иисусовых проповедей.  Христу достаточно

 

было для этого забраться в лодку и, обращаясь оттуда к собравшимся на берегу

 

зевакам,  нести любую  околесицу. При  появлении  тогдашних  полицейских  он

 

тотчас снимался с  якоря  и  на всех  парусах устремлялся к противоположному

 

берегу.

 

     Первую остановку Христос сделал в  курортном городе  Капернауме, но тут

 

он задержался ненадолго.

 

     Решив, что история в Кане  уже забыта, Иисус надумал  объявиться на сей

 

раз  в самом Иерусалиме. Было это на пасху; караваны со всех концов  Галилеи

 

потянулись к  священному  городу.  Иисус и  пятеро  его сотоварищей вместе с

 

другими  нищими,  святошами  и  бродягами присоединились к  одному из  таких

 

караванов.

 

     По  приходе в Иерусалим  Иисус  первым  делом подумал о  том, что  надо

 

посетить храм. Народу в нем набилось видимо-невидимо. Лучшего места обратить

 

на себя внимание какой-нибудь скандальной выходкой и  придумать было нельзя.

 

А у Христа уже созрел кое-какой замысел.

 

     Храм в  ту пору был  переполнен торговцами,  продававшими  всевозможные

 

предметы,  необходимые  для  жертвоприношений.  Во   дворе,  на  площади,  в

 

прилегающих улицах и даже у самого входа в храм громоздилось все, что только

 

могло понадобиться при богослужении.  Подобно  тому  как  в наши  дни вокруг

 

церквей и в притворах соборов к услугам святош устраиваются настоящие базары

 

предметов благочестия,  так и во времена Христа торговцы предлагали вниманию

 

богомольцев  предписываемые   законом   жертвы.  Теперь  это   разнообразный

 

ассортимент  свечей,  образков,  четок, всяких реликвий, листовок с  текстом

 

пламенных молитв,  религиозной литературы  и прочей  чепухи, которую  ловкие

 

торгаши всучивают наивным людям, верящим  в то, что им будут отпущены грехи.

 

Тогда же это были голуби для  жертвоприношений бедняков и стада быков и овец

 

для жертвоприношений богачей. Заклание ягненка совершалось только на  пасху.

 

Иудеи, жившие в отдаленных городах и приходившие в Иерусалим один раз в год,

 

сберегали весь  запас  своего  благочестия для  этого великого  религиозного

 

праздника. И уж тогда  они одним махом исполняли обеты, накопившиеся  за все

 

двенадцать  месяцев,  и совершали разом все молитвы. С тех  пор, как видите,

 

мало что изменилось. Чтобы составить себе представление о том, что творилось

 

на  пасху  вокруг  Иерусалимского  храма, достаточно  побывать  в  парижском

 

Пантеоне во время праздника в честь святой Женевьевы.

 

     Это был самый настоящий базар, где было все,  вплоть до  менял - даже в

 

них не  ощущалось недостатка.  По  библейскому предписанию (Исход, глава 30,

 

11-16) каждый должен был платить священникам "на выкуп за душу свою". Однако

 

после римского  завоевания  иудейские  деньги стали редкостью, и большинство

 

паломников  располагало  лишь монетами с  изображением  цезаря.  Разумеется,

 

такие деньги немыслимо было подносить господу богу. По сему случаю еврейские

 

священники  устроили при входе в храм  меняльные конторы.  Видать, тогдашние

 

священники  были не  дураки! За право  мены  они  взимали серебряную монету,

 

которую прикарманивали без всякого зазрения совести.

 

     И вот туда явился Иисус в сопровождении своей свиты.

 

     - Вот так  штука!  -  пробормотал Симон-Петр, тараща глаза.  -  Да  тут

 

немало деньжат на столах! И подумать только, что у нас нет ни гроша.

 

     - А быков-то сколько, а баранов! - прибавил Андрей.

 

     -  Да,  кстати  пришелся  бы  ягненочек на  наш  вертел! -  размечтался

 

Варфоломей.

 

     -  Я охотно занялся бы парочкой голубей,  -  многозначительно  произнес

 

Иоанн. Шестеро бродяг переглянулись.

 

     - Внимание! - сказал Иисус,  - И  берегитесь давки!  С этими словами он

 

схватил  связку веревок и словно одержимый бросился в самую  гущу торговцев.

 

Лихо  орудуя ногами,  он  перевернул прилавки  менял,  так что  их деньги со

 

звоном покатились на землю.  В  то же время он  чем попало колошматил быков,

 

баранов, овец  и ягнят,  которые  с  мычанием и блеянием  пустились от  него

 

наутек. Что  же  до голубей,  с  которыми Иисус  был в родстве по  отцовской

 

линии, то он ломал их клетки, крича во все горло:

 

     - Вон  отсюда,  бесстыжие торгаши!  Вы  оскверняете обитель молитв!  Вы

 

превращаете ее в воровской притон!

 

     Тут началась потасовка. Если бы Иисусу пришлось отбиваться одному,  ему

 

бы здорово досталось, торговцы как следует намяли бы ему бока. Один человек,

 

как бы  силен он ни был, не может противостоять в рукопашной  схватке сотням

 

разъяренных  торговцев,  окруженных  сочувственно  расположенной  толпой.  И

 

напротив,  шайке  проходимцев,  учинившей  описанный  в  евангелии  скандал,

 

нетрудно было увеличить панику, ничем особенно не рискуя. Нет  сомнения, что

 

именно так все и произошло.

 

     Иисус взял на себя труднейшую часть этого блистательного предприятия, а

 

пятеро  его друзей, поддержанные  другими бродягами,  с  которыми  они свели

 

знакомство уже в Иерусалиме, помогали ему.

 

     Повод  к такому скандалу был придуман недурно.  Между нами говоря,  это

 

был всего  лишь предлог. И вот почему я так думаю: Иисус был богом, с этим я

 

не спорю; будучи богом, он обладал даром  провидения, а обладая таким даром,

 

он  знал наперед, что христианские  священники  будут  торговать  предметами

 

благочестия  всюду в своих церквах, точно  так  же  как это делали иудейские

 

священники  на  пороге  Иерусалимского  храма.  Являясь  богом, Иисус жив  и

 

теперь,  и он  всемогущ  - это не подлежит сомнению.  Живя,  он наблюдает  в

 

нынешних  христианских  священниках  ту  же  коммерческую  жилку,  что  и  в

 

иудейских священниках тех  времен. И если  всемогущий Иисус  тем не менее не

 

повергает  в  прах  продавцов  четок  и ладана,  наводняющих  своим  товаром

 

притворы  церквей, следовательно, он считает, что торговля не оскверняет его

 

священного  дома. Имея в  виду божественность  Иисуса,  его  провидение, его

 

вечность и его всемогущество,  следует с  несомненностью  заключить, что сын

 

голубя  просто-напросто разыграл комедию,  выставив  из Иерусалимского храма

 

торговцев  под  тем  предлогом, что  в  священном  месте  якобы  не  следует

 

торговать  предметами благочестия.  Все дело заключается  в  том,  что Иисус

 

хотел  снискать себе известность в столице Иудеи, а заодно и  добыть денег и

 

съестного для своих учеников.  Когда ошеломленная толпа несколько оправилась

 

от удивления, некоторые  обратились к  бесноватому бродяге с вопросом, зачем

 

он так поступил.

 

     - Зачем?! - гордо ответил Христос, - Разве  я обязан отчитываться перед

 

вами? Я же мессия, черт подери!

 

     - Мессия? - изумились люди. - А как ты можешь это доказать?

 

     - Да очень просто: стоит вам разрушить сей храм, и я берусь воздвигнуть

 

его в три дня.

 

     - Вот так здорово! - вскричали иудеи. - Храм  этот строился сорок шесть

 

лет,  а  ты  можешь  воздвигнув  его за три дня?  За кого ты нас принимаешь?

 

(Иоанн, глава 2, стихи 18-20).

 

     -  Я  от  своих слов  не  отказываюсь, -  ответил Иисус. -  Кто  желает

 

заключить пари?

 

     На  этот раз слова Христа  были  встречены  гробовым  молчанием.  Слово

 

восторжествовало, и для этого ему даже не потребовалось творить чудо.

 

     Надо полагать, что ради удовольствия  поспорить никто из присутствующих

 

не стал  бы разрушать священный  храм. К  тому же у  них не  было  при  себе

 

необходимых  инструментов.   И  наконец,   уничтожение  общественных  зданий

 

каралось законом.

 

     Что  же касается менял  и торговцев  баранами,  то у  них  были  заботы

 

посерьезней,  чем выяснять,  чего  стоило  хвастовство  нашего  героя:  одни

 

подбирали свои монеты, другие пустились вдогонку за разбежавшейся скотиной.

 

     Воспользовавшись  замешательством,  вызванным  его невероятным гонором,

 

Иисус  скрылся  в толпе  и присоединился  к  своим  ученикам, которые,  надо

 

думать, зря времени не теряли.

 

 

     Глава 21.

 

     Никодим.

 

     Между  фарисеями  был  некто,  именем  Никодим,  один  из   начальников

 

иудейских.

 

     Он пришел  к Иисусу  ночью,  и сказал  ему:  равви! мы  знаем,  что  ты

 

учитель,  пришедший от бога;  ибо  таких  чудес,  какие ты творишь, никто не

 

может творить, если не будет с ним бог.

 

     Иоанн, глава 3, стихи 1-2.

 

     Вы, вероятно, помните о посольстве фарисеев, которое синедрион направил

 

к  Иоанну  Крестителю.  Вы  помните, что делегаты возвратились в Иерусалим с

 

твердым  убеждением,  что пожиратель саранчи с берегов Иордана  не  в  своем

 

рассудке.

 

     Так вот, в  интересах истины  я должен  признать, что один  из фарисеев

 

мучился  сомнениями. Он  никому ничего не  говорил,  но,  вернувшись вечером

 

домой, поставил перед собою целый ряд вопросов.

 

     -   Кто  он,   этот   Иоанн?  Обыкновенный   сумасшедший?  Или  на  нем

 

действительно благодать божья? Может быть, это шут гороховый, который плетет

 

всякий вздор? А возможно,  он  всамделишный  пророк?  Но  он  это  отрицает,

 

отрицает и  то,  что он Илия.  Он выливает  ушаты  воды  на  головы людей  и

 

объявляет о приходе господина, у обуви которого он, по его словам, недостоин

 

развязать ремень.  Пришел  ли уже  этот господин? Придет он или  не  придет?

 

Можно ли верить этому Иоанну или нельзя? Следует ли мне доложить  куда надо,

 

чтобы  этого  молодчика  засадили в дом для умалишенных?  Или  же  я  должен

 

отправиться к нему и пасть перед ним, умоляя окропить мой затылок иорданской

 

водицей?

 

     Наш фарисей был  в полнейшей растерянности. Звали его Никодим. Имя  его

 

стало нарицательным: когда хотят кому-нибудь сказать, что  он  дурак, обычно

 

говорят: "Ну и Никодим же ты!"

 

     С  тех пор  как  Никодим  увидел  Иоанна Крестителя, он был  словно  на

 

иголках. Он  украдкой  поглядывал  на своего  камердинера, на садовника,  на

 

повара и думал:

 

     -  Что,  если  это  мессия?  Он  у меня в услужении,  а  я, быть может,

 

недостоин даже развязать ремень у его обуви...

 

     Потом, внимательно присмотревшись к своему  слуге,  он думал про  себя:

 

"Эх, Никодим, Никодим! Ну  зачем же  мессия стал бы являться в  такое время?

 

Никогда еще вера в бога не процветала  так, как теперь, никогда люди не были

 

столь набожны. Ежегодно на праздник  пасхи храм до отказа набит паломниками,

 

стекающимися  со всех  концов  Иудеи.  Нет,  вера  умирать и не  собирается,

 

значит, мессия придет позднее".

 

     Ночью, когда  Никодим ложился  в свою уютную  постель, душу  его  опять

 

начинали терзать сомнения, и он засыпал с мыслью об Иоанне Крестителе. С тех

 

пор  жизнь нерешительного  сенатора стала невыносимой (между прочим, Никодим

 

по совместительству был членом иудейского сената).

 

     И вот, когда Иисус  устроил в храме вышеописанную вакханалию,  Никодим,

 

прослышав об этом, был поражен и усмотрел в случившемся целый ряд совпадений

 

с пророчеством Иоанна Крестителя.

 

     -  Человек, опрокидывающий  прилавки  менял,  - думал он, - разумеется,

 

особенный человек, и не каждый отважится развязать ремень у его обуви.

 

     И  он  в  который уже раз поставил перед собою следующий  вопрос: может

 

быть, это и есть мессия?

 

     Никодим решил на всякий случай справиться у  самого Иисуса, уж не о нем

 

ли возвещали пророки.

 

     Однако,  хотя господину Никодиму  не терпелось разрешить свои сомнения,

 

он отнюдь не хотел себя компрометировать:

 

     он дождался ночи и только тогда отправился к Иисусу с визитом.

 

     Ему  удалось  - евангелие не  указывает,  каким  образом,  - обнаружить

 

местожительство нашего бродяги, и он постучался в его дверь.

 

     Считая себя дипломатом, Никодим не начал разговора с расспросов. У него

 

был  план  все  выведать  у  плотника, вызвав  его самого на  откровенность.

 

Никодим поклонился Иисусу до земли и назвал его "равви".

 

     У иудеев было два слова, оба начинавшихся на "ра", причем одно выражало

 

высшую   степень   почтения,   а  другое,   наоборот,   было  самым  сильным

 

ругательством. Слова эти - "равви" и "рака".

 

     Назвать человека "равви" было равносильно величайшей  похвале,  назвать

 

человека  "рака" это было,  пожалуй, хуже, чем  публично отхлестать  его  по

 

щекам.

 

     - Равви, -  медоточивым голосом обратился к  Иисусу Никодим, -  мы  все

 

знаем, что вы учитель, пришедший от бога, чтобы учить нас. Весь Иерусалим  в

 

один  голос  прославляет  чудеса,  которые  вы творите  ко  всеобщему нашему

 

удовольствию. А раз вы творите чудеса, это значит, что с вами бог.

 

     Ну не  восхитительна  ли дипломатия  лукавого сенатора? К  тому времени

 

Иисус  еще  не  сотворил в Иерусалиме ни одного  чуда. Пока что в его активе

 

значилась лишь история с претворением воды в вино в пьяной компании в Кане -

 

ловко сработанный трюк, изрядно  посмешивший неверующих назаретян. Во всяком

 

случае, если этот фокус и был чудом, слухи о нем до столицы не дошли.

 

     Никодим ничего  о нем  не знал, но, чтобы сразу же заручиться симпатией

 

Христа, он считал, что для начала будет неплохо, если он ему тонко польстит.

 

     Однако Никодим имел дело с сильным противником.

 

     Иисус подбоченился и ответил:

 

     - Вы очень милы. Но я знаю, зачем вы пришли  сюда: вам хочется получить

 

точные сведения о моей миссии. Однако, друг мой, чтобы узреть царство божье,

 

сначала надо взять на себя труд родиться сызнова.

 

     Ответ, как видите,  довольно  туманный.  Никодим пребывал  в  полнейшем

 

недоумении.

 

     -  Прошу прощения, - сказал он, -  но  я не  вполне уясняю  смысл ваших

 

слов. Как  это человек  может родиться, если он уже  стар? Неужели  он может

 

вернуться в материнскую утробу,  чтобы  появиться на свет второй раз? Иисуса

 

разбирал смех.

 

     "Ну и простофиля! - думал  он. - Намеков, не  понимает! Так уж  и быть,

 

придется ему помочь". И он сказал:

 

     - Истинно,  истинно говорю вам,  милейший Никодим, если  кто не родится

 

вновь от воды и духа, тот не может войти в царство божье.

 

     - От воды?..

 

     - Разумеется, от воды и духа.

 

     - Как же это понять?

 

     -  В том-то все и дело: вас не окунал в воду мой кузен Иоанн, голубь не

 

дул  на вашу лысину. Потому вы ни бельмеса  не  смыслите. Рожденное от плоти

 

есть плоть, а рожденное от духа есть дух.

 

     Никодим вытаращил глаза.

 

     Иисус продолжал:

 

     - Не удивляйтесь тому, что  я рассказываю.  Все это  очень  серьезно. Я

 

повторяю,   что   вам  надобно   родиться  вновь.  Голубь  дует,  куда   ему

 

заблагорассудится,  и  вы слышите  его голос,  но вам  неведомо,  откуда  он

 

приходит и куда уходит. Так бывает со всяким, кто родился от голубя.

 

     - Что за черт! - воскликнул  Никодим. -  Никак не уразумею,  что вы мне

 

тут нарассказали; видать, не моего ума это дело. Ну, взять хотя  бы  голубя,

 

который  дует и от которого рождаются люди; или, к  примеру, ванна,  которую

 

необходимо  принять у вашего кузена Иоанна, чтобы родиться второй раз, - как

 

все это возможно?

 

     Тут уж Иисус сделал удивленный вид и сказал:

 

     - Ай-ай-ай! Вы, такой искушенный богослов, член синедриона, и не можете

 

понять, на что я намекаю. Странно, очень странно!..

 

     - Но я действительно не понимаю!

 

     - Истинно, истинно говорю вам, я не утверждаю того, чего не знаю и чего

 

не в силах  доказать. То, о  чем я говорю, я видел, а вы стоите разинув рот,

 

будто я сказки рассказываю. Но  если вы не верите мне, когда я говорю о воде

 

и духе, то  есть о земном, как же вы мне поверите, когда я буду говорить вам

 

о небесном? Ведь никто не восходил на небо, как только  сошедший с небес сын

 

человеческий,  сущий  на  небесах.  И  как  Моисей  вознес  медного  змия  в

 

пустыне... Вы меня слушаете?

 

     - Слушаю, давайте дальше!

 

     - Ну вот... так должно вознесену быть сыну человеческому...

 

     - Но какая тут связь?..

 

     - Дабы всякий  верующий в  него не погиб, но  имел жизнь вечную. Видите

 

ли, любезный друг, бог так возлюбил мир, что отдал сына своего единородного.

 

     Вы удивляетесь? Однако  это так. Ибо не  послал бог сына  своего в мир,

 

чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез  него. Все это я объясняю вам

 

для того,  чтобы вы  знали,  что сын божий - это... это некто, о ком вы и не

 

догадываетесь!..

 

     Этот  разговор полностью  приводится  в Евангелии  от  Иоанна, глава 3,

 

стихи 1-17. Заметьте, дорогой читатель, что я воздерживаюсь от комментариев,

 

ибо  вовсе не хочу, чтобы с  вами приключилось то  же,  что  приключилось  с

 

Никодимом, когда он вышел от господа.

 

     Бедный сенатор был повержен в пучину недоумений. Сначала его интриговал

 

Иоанн  Креститель,  а  теперь  ему заморочил голову сын  Марии. Между тем по

 

части хвастовства Креститель и  в подметки не годился своему кузену. Нигде в

 

евангелии  мы  не находим  указания  на  то,  что Иоанн  Предтеча  был  хоть

 

сколько-нибудь красноречив. Иисус же - совсем другое дело. Правда, речам его

 

зачастую не хватало смысла, но зато он мог часами тараторить без умолку: для

 

него  это не составляло ни малейшего труда.  Когда господь говорил глупости,

 

он на них не скупился.

 

     У бедняги  Никодима  в  течение  нескольких  дней  голова  ломилась  от

 

бессвязных фраз,  которые ему  намолола эта божественная мельница.  Когда он

 

пришел к себе домой, в ушах у него стоял звон, ему казалось, что  он все еще

 

слышит нескончаемое гудение.

 

     Словом,  он  задумал  тонкий  маневр,  но  потерпел  неудачу. Домой  он

 

вернулся дурак дураком,  как и прежде,  и с  еще большим упорством спрашивал

 

себя:

 

     - Мессия это или не мессия? Уж не Иоанн ли это Креститель? Или Иисус? А

 

может быть, просто никто? В своем ли рассудке Иоанн? Возможно, Иисус смеялся

 

надо  мной?  Как  бы  мне  родиться  снова?  Сказать  ли  моим  коллегам  по

 

синедриону,  что скоро придет сын человеческий? Или лучше  сказать им, чтобы

 

ни о чем  не беспокоились и поменьше прислушивались к болтовне всяких шутов?

 

А что, если доложить обо всем Ироду? Впрочем, может быть, подождать,  пока я

 

не почувствую на своей лысине дыхание голубя?

 

 

     Глава 22.

 

ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ ПОПАДАЕТ ВПРОСАК.

 

     ...Сей Ирод, послав, взял Иоанна и  заключил его в темницу за Иродиаду,

 

жену Филиппа, брата своего; потому что женился на ней.

 

     Ибо Иоанн говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего.

 

     Марк, глава 6, стихи 17-18.

 

     Не подумайте, однако, что на сей раз Иисус обосновался в Иерусалиме; он

 

был страшный непоседа и не мог подолгу задерживаться на одном месте. А кроме

 

того,  после избиения торговцев  у храма Иисусу  и его  ученикам  дышалось в

 

Иерусалиме не очень привольно, так что он отправился в дальнейшее странствие

 

по Иудее.

 

     Куда же он пошел? Неизвестно. Ученые богословы полагают, что к границам

 

Идумеи, и пытаются привести соответствующие доказательства. Не будем спорить

 

с ними из-за такой мелочи.

 

     Во всяком случае, Иисус не прогуливался ни по холмам, ни по  бесплодной

 

пустыне: в евангелии говорится  о  том,  что после памятной пасхи  он  начал

 

крестить точно так же, как это делал Иоанн.

 

     Сын  Захарии мог бы счесть такую конкуренцию противозаконной, но он был

 

славным малым.

 

     Этого нельзя сказать об учениках Иоанна Крестителя;  пожиратель саранчи

 

и  впрямь   кончил  тем,  что  собрал  вокруг  себя  нескольких  психопатов,

 

разделявших его  сумасбродные идеи. Эти чудаки  относились к  своему ремеслу

 

как  к священнодействию и окунали людей  в воду с беспримерной серьезностью.

 

Они считали  - не без некоторого основания, - что процедуру опрокидывания на

 

голову ушата с водой изобрел их учитель,  а  поэтому, узнав,  что Иисус тоже

 

занялся этим делом, подняли крик о грубой подделке.

 

     И  вот  они пришли  к Иоанну  Крестителю и  обратились к  нему с такими

 

словами:

 

     - Учитель,  до  нас дошли кое-какие вести о том высоком светлом шатене,

 

которого ты в свое время крестил еще на берегах Иордана.

 

     - Прекрасно, друзья мои. Ну и как же он поживает?

 

     - Это фальсификатор. Он  занимается подделкой: начал крестить по нашему

 

примеру и делает это так,  словно ничем  другим  отродясь  не занимался.  Но

 

самое досадное состоит в том, что все идут к нему.

 

     Чувствуете ли вы всю горечь этой жалобы?

 

     Иоанн Креститель  и его ученики уже давно перестали крестить бесплатно,

 

и вот совсем неподалеку у них объявился  конкурент.  Ученики были этим очень

 

раздосадованы.

 

     Поставьте себя на их место: едва только ремесло стало приносить барыши,

 

как  появляется  какой-то проходимец и портит все дело. Было отчего прийти в

 

ярость.

 

     Но Иоанн слушал их сетования абсолютно спокойно. Он пожал плечами и так

 

ответил своим ученикам:

 

     - Солнце светит для  всех, конкуренция - это  душа торговли. Человек не

 

может  иметь ничего, что он не получил  бы с  неба.  Надо,  друзья мои, шире

 

смотреть  на  вещи! Я вам  всегда говорил,  что я не  Христос, что  я только

 

послан возвестить его приход.

 

     - Пусть будет так, -  ответили ученики. -  Но  ведь первый, кому пришла

 

идея ушата с водой, был ты, не правда ли? Христос мог бы  с этим посчитаться

 

и не подрывать нашу коммерцию.

 

     Иоанн снова пожал плечами.

 

     - Вы меня смешите! - воскликнул он. - Послушайте лучше,  я приведу  вам

 

такое сравнение: супруг тот, кто  имеет  супругу, -  верно? А  когда человек

 

присутствует  на свадьбе своего  друга, он  радуется счастью  своего  друга,

 

который женится. Так же и я радуюсь,  что мой  кузен Иисус счастлив тем, что

 

он крестит.  Вместо  того чтобы  завидовать  ему,  я  радуюсь. Так познаются

 

истинные друзья! Иисус растет изо дня в день, а я по мере сил и возможностей

 

становлюсь все меньше. Итак, да здравствует мой кузен!

 

     Поскольку эти рассуждения не убедили учеников, сын Захарии добавил:

 

     -  Видите ли, кроткие мои ягнятки, мы происходим от земли, а  кузен мой

 

пришел с неба. Отсюда следует, что  он выше нас. Надеюсь, это  ясно? Ученики

 

улыбались.

 

     - Да перестанете  вы, наконец, смеяться! - вскричал Иоанн Креститель. -

 

Вы мне в конце концов осточертеете. Иисус - сын  голубя, а голубь - это бог.

 

И уж наверно не зря голубь родил  на свет сына! А бог, я думаю, любит своего

 

сына. Так что  послушайтесь моего совета и оставьте-ка лучше Иисуса в покое,

 

ибо верующий  в сына  имеет жизнь вечную, а не  верующий  в  сына  не увидит

 

жизни, но гнев божий пребывает на нем. Так-то!

 

     На  сей  раз ученики  сочли  спор бесполезным. Они остались  при  своем

 

мнении, но решили не перечить наставнику: переубедить Иоанна Крестителя было

 

немыслимо.

 

     Он и не думал обижаться  на Иисуса за то, что тот подражает ему. Он как

 

ни в чем не бывало продолжал опрокидывать ушаты с  водой на людские головы и

 

даже нашел себе новое  занятие: он сделался политическим оратором и принялся

 

критиковать правительство.

 

     Тетрархом Галилеи был Ирод Антипа,  сын Ирода Великого от его четвертой

 

жены - самарянки по  имени Мальтас. У этого Антипы  был брат Филипп, тетрарх

 

Батанеи,  Трахонитиды   и  Гавланитиды.  Он   был   сыном  Мариамны,  дочери

 

первосвященника, третьей жены Ирода Великого.

 

     Филипп женился на одной из своих племянниц, прекрасной Иродиаде,  очень

 

властной и темпераментной молодой особе.

 

     Однажды  Антипа,  находясь  при дворе  своего  брата  Филиппа,  по  уши

 

влюбился в Иродиаду, которая была не только его невесткой, но и племянницей.

 

Долго Антипа пытался подавить в себе эту растущую страсть, но в конце концов

 

так и не мог ей противостоять. Тогда он пригласил брата Филиппа и его жену к

 

себе на обед и устроил в их честь роскошный пир.

 

     Филипп был озадачен.

 

     - Странное дело, - думал он, - сегодня мой  братец  чертовски  со  мною

 

любезен. Не иначе как он хочет о чем-то меня просить. Вероятно, он замышляет

 

войну  против  соседнего  принца  и  сейчас,  между двумя  закусками,  будет

 

добиваться от меня помощи. Ну и злодей, ну и хитрец! Но я-то понимаю все его

 

каверзы!

 

     На самом же деле Филипп ничего не понимал. Ни о какой войне Антипа и не

 

думал.  Чтобы  оказать честь своим  гостям,  он посадил  свою жену  рядом  с

 

Филиппом, а Иродиада уселась рядом с ним.

 

     Во время обеда Антипа то и дело жал колено своей  прелестной соседки, а

 

Филипп без всякой задней мысли усердно подливал себе вина.

 

     Одни изысканные блюда сменялись другими, а Антипа все жал  и жал колено

 

Иродиады. Наконец подали десерт.

 

     - Филипп,  - обратился к брату тетрарх Галилеи, - мне надо тебе кое-что

 

сказать.

 

     "Эге!" - подумал Филипп и произнес не без некоторого лукавства:

 

     - Ну, ну, говори же, дорогой Антипа!

 

     - Только не сейчас, после обеда.

 

     - Как тебе угодно.

 

     -  Понимаешь ли,  Филипп, то, что я хочу тебе  сказать, нельзя говорить

 

при наших дамах.

 

     - Что за черт! - удивленно воскликнул тетрарх Батанеи.

 

     Стало  быть,  речь  шла  вовсе  не о военном  союзе. Что  же мог  тогда

 

означать   загадочный   вид   брата  Антипы?  Обеим  супругам  не  следовало

 

присутствовать  при разговоре: не иначе как речь шла о  каком-то  деликатном

 

дельце...  Крайне заинтригованный,  Филипп наспех проглотил  свой десерт  и,

 

даже  не обтерев  салфеткой  выпачканную  вареньем  физиономию,  вышел из-за

 

стола. Антипа последовал за ним.

 

     Державные братья взялись под руки и подземным ходом направились в сад.

 

     - Ну, так что же ты хочешь мне сказать?

 

     -  Дорогой мой, моя жена мне до того надоела, что я просто видеть ее не

 

могу. Я решил с ней разводиться.

 

     -  Теперь я понимаю,  почему  ты не мог говорить  со мною  за столом...

 

Однако, послушай, Антипа, жена твоя вовсе не дурна, она очень миленькая...

 

     - Может быть, но я ее разлюбил, я люблю другую...

 

     - Это уже хуже... Ну что ж, разводись с женой, если ты  ее не любишь, и

 

женись  на той, которую ты полюбил. Но  только  учти:  твой тесть -  человек

 

крутой. К тому же у  него есть сила:  он царь Аравии,  у него многочисленное

 

войско. Ясно, что он это дело так не оставит и пойдет против тебя войной...

 

     - Ты прав! Но я безумно люблю свою возлюбленную!!!

 

     -  Ну  и  влип же ты, бедняга! Я искренне тебе  сочувствую...  Ты  ведь

 

знаешь, Антипа. как я  тебя люблю. Ты можешь на меня рассчитывать. Если твой

 

тесть вторгнется на твою территорию, я приду тебе на помощь, даю слово.

 

     - Спасибо, Филипп.

 

     - Итак, женись снова! На свадьбу-то меня, надеюсь, пригласишь?

 

     -  Филипп, я скажу  тебе все... Я хочу развестись с женой, но я не могу

 

жениться на той, которую люблю.

 

     - Почему?

 

     - Увы, она замужем...

 

     - Ну так похить ее!

 

     -  Какой ты шустрый!..  Иногда бывают обстоятельства, с которыми нельзя

 

не считаться... Я думаю, если бы ты влюбился в жену своего лучшего друга, ты

 

бы не стал ее похищать?

 

     - Да, случай весьма затруднительный.

 

     - Если бы можно было договориться с другом,  если бы  он  был настолько

 

предан, что уступил бы свою жену, тогда все было бы в порядке!

 

     -  А  ты  попробуй.  Антипа.  Сходи  к  этому  другу  и  откровенно ему

 

признайся.

 

     - Он меня пошлет ко всем чертям!

 

     -  Как знать?  Не все же сходят  с  ума от страсти,  как ты, мой бедный

 

Антипа.

 

     Есть  и другие. Вот я, например. Для меня  жена вроде мебели, да к тому

 

же еще и не самой важной.

 

     Антипа вздохнул с облегчением и уже смелее добавил:

 

     - Филипп, ты вселяешь в меня бодрость. Я обещал тебе все сказать... и я

 

все тебе скажу...

 

     - А я знаю твою возлюбленную?

 

     - Знаешь.

 

     - Может быть, я могу посредничать в этом деле?

 

     - Можешь.

 

     - Тогда скажи  мне имя мужа, и, если он  принадлежит к той категории, о

 

которой я тебе  говорил, я  берусь убедить его  развестись  со своей  женой,

 

чтобы доставить тебе удовольствие.

 

     - Но, понимаешь ли, Филипп... дорогой Филипп...

 

     - Что еще?

 

     - Понимаешь ли...

 

     - Да говори же ты, черт подери!

 

     - Сказать?.. Ты хочешь?.. Так слушай же: муж - это ты!

 

     - Ах, вот оно что! Значит, ты любишь Иродиаду?

 

     -  Если  бы  я только  любил!.. Но  я ее обожаю, я боготворю ее! Отныне

 

Везувий уже не в Неаполе, Филипп, он в моей груди!..

 

     С  этими  словами Антипа изо  всех сил  ударил себя  кулаком по животу.

 

Филипп  был  потрясен.  Но  когда  первое удивление  прошло,  он  разразился

 

хохотом.

 

     - Вот так  номер! - воскликнул  он. - Никак  не ожидал!.. Ты любишь мою

 

жену и до сих пор молчал об этом?

 

     -  Что поделаешь,  Филипп! Бывают случаи,  когда не  станешь кричать  о

 

своей любви на всех перекрестках!..

 

     - Словом, ты влюблен, ты разводишься и хочешь, чтобы я тоже развелся...

 

Последний вопрос: моя жена тебя любит?

 

     - Бог ты мой!.. Клянусь тебе, твоя честь ни капельки не запятнана...

 

     - Мне довольно  твоего слова...  Ну хорошо, Антипа, дорогой мой Антипа,

 

раз  ты  любишь  Иродиаду,  которая, в конце  концов,  обоим  нам  доводится

 

племянницей, я уступаю ее тебе. Я разведусь, женись на ней на здоровье!

 

     - А я не смел и заикнуться об этом.

 

     - Ну и дурень!

 

     И братья нежно расцеловались.

 

     Кому  такой поворот дела доставил удовольствие, так это Иродиаде.  Зато

 

жене Ирода Антипы он пришелся не по вкусу. Не дожидаясь, пока о ее разводе с

 

мужем будет  объявлено в официальной прессе,  она с достоинством удалилась в

 

крепость Махер, расположенную на одной из гор, окаймляющих с востока Мертвое

 

море.

 

     Филипп сдержал  свое  слово:  развод  был совершен  полюбовно, и Антипа

 

женился  на  Иродиаде.  Бывший  супруг  присутствовал  во   время  свадебной

 

церемонии,  и  можно  даже  предположить,  что  он  подписался   в  качестве

 

свидетеля, если, разумеется, в ту эпоху существовал такой порядок.

 

     Короче говоря, Филипп отнесся к Антипе воистину по-братски, и Антипа не

 

знал, как выразить ему свою признательность.

 

     Среди любовных излияний он говорил Иродиаде:

 

     - Другой на его  месте, наверное,  поступил  бы иначе...  Филипп просто

 

золото, а не человек!

 

     И он прижимал Иродиаду к своему сердцу.

 

     -  Филипп всегда  хорошо ко  мне  относился,  - отвечала она.  -  Нашим

 

счастьем мы обязаны его великодушию.

 

     Она  нежно  склоняла  свою   головку  на  плечо  Антипы,  и  влюбленные

 

шептались, награждая друг друга поцелуями:

 

     - Да ниспошлет господь долгие дни нашему замечательному Филиппу!

 

     Но  нашелся  один  господин,  которого эта братская  сделка  привела  в

 

неистовство. То был Иоанн Креститель.

 

     Когда странники  приходили  к нему  в пустыню,  чтобы  получить себе на

 

голову ушат воды, он делился с ними своими соображениями о поведении Ирода.

 

     - Какая мерзость!  Сущий  скандал! - рычал Иоанн. - Этот  царь - дважды

 

кровосмеситель:  его новая  жена  приходится ему и  племянницей  и невесткой

 

сразу! Позор! Позор!

 

     -  Простите, - возражали  некоторые. - Что касается брака между дядей и

 

племянницей, то такое под небесами совершается не  впервые,  и сами же вы не

 

находили ничего предосудительного, когда на Иродиаде женился ее дядя Филипп.

 

Что  же  касается  вашего замечания  относительно невестки,  то, раз  Филипп

 

развелся по своей доброй воле и на законном основании,  что вы можете  иметь

 

против?

 

     - Что я могу иметь против?.. Мне это не нравится - и дело с концом!

 

     - Но частная жизнь людей совершенно не должна вас касаться.

 

     -  Она меня  касается! Я  не  желаю,  чтобы  этот ненавистный мне  союз

 

продолжался!

 

     - Ну, и как же вы мыслите с ним покончить?

 

     - Я буду кричать с утра до вечера и с вечера до  утра о том, что Ирод -

 

негодяй, а Иродиада ему подстать.

 

     - И ничего  вы  этим не  добьетесь. От  того, что  вы будете кричать  и

 

возмущаться, царь едва ли вернется к прежней жене.

 

     - Будь что будет, а кричать вы мне не запретите.

 

     - Да ведь вас засмеют!  Кончится тем, что Ирод разозлится и посадит вас

 

за решетку.

 

     - Он не посмеет.

 

     - Рассчитывайте на худшее!

 

     Иоанн Креститель  не слушал добрых  советов. Он стал  распространять об

 

Ироде всякие сплетни.

 

     Поначалу  тетрарх  находил забавным  этого торговца  ушатами  с  водой,

 

который взялся осуждать его поведение. Но в конце концов это ему надоело,  и

 

он  потребовал, чтобы ясновидец  с берегов Иордана  оставил его в  покое. Но

 

Иоанн  Креститель и в ус себе не  дул.  Так как предупреждение  не  возымело

 

действия,  Ирод   отдал   строгий  приказ.   К  Иоанну   Крестителю  явились

 

полицейские.

 

     - Пока  вы  ограничивались тем,  что устраивали людям водные процедуры,

 

никто  вас не беспокоил,  - обратился к  нему старший полицейский. - Фарисеи

 

сообщали,  что  у  вас  с  головой  не  в  порядке,  однако  ваши безвредные

 

чудачества  еще   можно  было  терпеть.  Но  теперь  вы  стали  опасны.   Вы

 

систематически  поносите  правительство.  Вы  утверждаете, что  проповедуете

 

религию,  а   ведь  религия   учит  повиновению  властям.  Выходит,  что  вы

 

противоречите  самому себе,  а  это  доказывает,  что  вы  дошли  до  полной

 

невменяемости.  А поскольку  это продолжается  уже довольно  долго, мы имеем

 

честь вас арестовать.

 

     Крестителя схватили,  ушат конфисковали, а лачугу опечатали. После чего

 

его заточили  в крепость Махер, в  ту самую, куда бежала первая жена Антипы.

 

Но только разница состояла в том, что разведенная жена  жила  на  свободе, а

 

Иоанн  Креститель сидел  за  железной  решеткой  и  под  надежным  замком  -

 

положение не из веселеньких, особенно для  жителя пустыни и любителя широких

 

горизонтов.

 

     Вместо того чтобы подействовать на предтечу успокаивающе, арест

 

     совершенно  вывел  его  из  равновесия.  Когда  ласточка,  вспорхнув  с

 

крепостной стены, устремилась  в  пространство,  Иоанн Креститель,  потрясая

 

руками сквозь решетки, кричал ей как оглашенный:

 

     -  Милая  ласточка, лети к Ироду и скажи  ему,  что он  потерял все мое

 

уважение и это принесет ему несчастье!

 

 

     Глава 23.

 

ИИСУС ПОКОРЯЕТ САМАРЯНКУ.

 

     Женщина  сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей:  правду ты

 

сказала, что у тебя нет мужа; ибо у  тебя было пять  мужей, и  тот, которого

 

ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала.

 

     Женщина говорит ему: господи! вижу, что ты пророк.

 

     Иоанн, глава 4, стихи, 17-19.

 

     Хотя Иисус  обладал всемогуществом, его никак нельзя было отнести к той

 

категории людей, которых принято называть  храбрецами. Больше  того,  было в

 

его натуре что-то трусливое.

 

     Узнав  об  аресте  Иоанна  Крестителя, он  подумал,  что  вскоре  может

 

наступить его черед, и поспешил сменить местопребывание.

 

     Стараясь несколько  смягчить комичное  впечатление,  производимое таким

 

трусливым бегством, евангелие указывает, что Христос пошел на этот шаг не по

 

собственной  воле, а по наитию свыше: святой дух  вмешался и на сей раз. Так

 

удачно  объяснить это  обстоятельство  сумел не кто  иной,  как  святой Лука

 

(глава 4, стих 14).

 

     Итак, поскольку в то  время наш странник  крестил на границах Идумеи  и

 

решил направить свои  стопы в Галилею,  ему надо было пересечь всю Иудею,  а

 

затем Самарию.

 

     Апостол Иоанн взял на себя труд поведать нам об этом путешествии.

 

     Около полудня - до чего  же  точен Иоанн в своих воспоминаниях -  Иисус

 

пересек границу между  Самарией и Иудеей. Подумать  только, Иоанн писал свое

 

евангелие девяностолетним старцем. Какая удивительная память! И вот слева от

 

дороги показался самарийский  город  Сихарь, окруженный садами и пастбищами.

 

Однако, утомленный  ходьбой,  Иисус  не  пошел  в  город. Он  остановился  у

 

колодца,  как раз  в  том  месте,  где начиналась  долина,  в которой  лежал

 

городок.

 

     Ученики же его направились к Сихарю, ибо провизия у них была на исходе,

 

и  им  пришлось подумать  о  том,  чтобы  где-то раздобыть  себе пропитание.

 

Оставшись один,  Иисус уселся  на  скамью под  навесом  (на Востоке  колодцы

 

обычно укрыты навесом и имеют скамьи). Он  стал размышлять, из чего  бы  ему

 

напиться: ведра поблизости не было,  на  вороте висела только веревка. Люди,

 

приходившие за водой, приносили свой собственный кувшин,  привязывали его за

 

веревку, набирали воду и уносили кувшин домой.

 

     Иисус изнывал от жажды, и ему оставался единственный способ утолить  ее

 

- пососать  пропитанную  водой  веревку. Он  уже готов был это  сделать, как

 

вдруг увидел на  дороге женщину с  кувшином на плече. Это  была самарянка  -

 

молодая, стройная и красивая.

 

     "Как нельзя кстати", - подумал  про  себя наш бродяга и  стал ждать  ее

 

приближения.

 

     Тут  ему  пришла в голову  мысль,  что вид  незнакомого  мужчины  может

 

испугать сихарскую красавицу, и она, чего доброго, повернет обратно. В самом

 

деле,  восточные женщины на  редкость застенчивы  и  пугливы.  Обычно они не

 

ходят  за  водой  вот  так,  среди  бела  дня. Зная,  что  мужчины  -  народ

 

предприимчивый,  они идут к колодцу не иначе как целой гурьбой  и притом под

 

вечер.  Между тем эта женщина шла совершенно одна и нисколько  не испугалась

 

даже тогда, когда заметила, что у колодца на скамейке развалился здоровенный

 

детина. Ясно, что она была не слишком добродетельна, -  сомнений тут быть не

 

могло. Женщина привязала свой кувшин к веревке,  опустила  его  в колодец  и

 

зачерпнула воды.

 

     - Дай мне пить! -  с  места в карьер выпалил Иисус. Самарянка взглянула

 

на незнакомца. Видимо, учтивость не составляла главного его достоинства.  По

 

его выговору и по одежде красотка поняла, что имеет дело с иудеем.

 

     - Странно, - ответила  она  не  без иронии,  -  как ты, будучи  иудеем,

 

просишь пить у меня, самарянки?

 

     А надобно  знать,  что между самарянами и  иудеями существовала  глухая

 

неприязнь.  Гордые сыны Иудеи  считали своих  соседей из  земли  Самарийской

 

недостойными существами.

 

     Однако Иисус был не склонен проявлять высокомерие:

 

     ему слишком хотелось пить. Но вот странная штука: этот ловкий фокусник,

 

сумевший  на свадьбе  в  Кане сделать  вино, здесь,  в Сихаре, оказался не в

 

состоянии сделать себе воду.

 

     Бедняга изнывал от жажды, и, чтобы получить несколько капель  влаги,  в

 

которой  так  нуждалась  его  пересохшая глотка,  он  решил пококетничать  с

 

самарянкой.

 

     - О!  - воскликнул он  в ответ. - Есть вода и вода.  Как известно, вещь

 

вещи рознь. Я прошу у тебя пить, а ты мне отказываешь. Если бы ты знала, кто

 

к тебе обращается, ты бы не отказала, а сама просила бы у меня воду живую.

 

     - Да ты  смеешься надо мной! - сказала  самарянка. - Как, интересно, ты

 

ее почерпнешь? Ведь колодец глубокий, а у тебя нет ни ведра, ни кувшина.

 

     Неужто ты  можешь перехитрить отца нашего  Иакова, который дал нам этот

 

колодец и сам из него пил, и дети его, и скот?

 

     С этими словами красотка, в глубине души существо очень доброе, набрала

 

кувшин воды, поднесла его Иисусу, и тот напился.

 

     - Послушай, - снова начал он, - вода из этого колодца ничуть не утоляет

 

жажды,  а  вода, о которой я  говорю,  избавляет  от  нее навсегда.  Если ты

 

напьешься  из  моего  источника, то  уже  вовек  не попросишь  пить.  "Ну  и

 

забавник", - подумала самарянка и произнесла вслух:

 

     - За это время ты  уж мог бы напоить меня своей  водой, чтобы я никогда

 

больше не хотела пить. Иисус хитро подмигнул:

 

     - Сходи за своим мужем и приведи его сюда, я охотно с ним познакомлюсь.

 

Самарянка разразилась хохотом.

 

     - Но у меня нет мужа, - сказала она.

 

     - Кому ты это рассказываешь? У тебя нет мужа? Да ты счет им потеряла! У

 

тебя  был один,  другой,  третий,  четвертый,  пятый  - целая куча!  И  тот,

 

которого сейчас имеешь, не муж тебе. Уж я-то, матушка, знаю!

 

     Женщина пристально посмотрела в лицо Иисусу и воскликнула:

 

     - Ей-богу,  ты меня просто  сразил!  Ты обо  всем догадался  с  первого

 

взгляда!..

 

     Может быть,  ты колдун?  Значит, мне  верно говорили, что иерусалимским

 

книжникам  все  известно...  Теперь-то  мне  ясно,  что   ты   иерусалимский

 

книжник...

 

     А по твоей  неприглядной  одежде  этого не скажешь.  Впрочем, возможно,

 

ваши ученые  всегда ходят в  лохмотьях... Смотри, однако,  как  легко  можно

 

столковаться... Оба наших  народа разделяет сущий пустяк: наши отцы молились

 

богу вот на  этой горе,  а ты  говоришь, что место, где должно  поклоняться,

 

находится в Иерусалиме...

 

     Иисус привлек к себе самарянку.

 

     - Поверь  мне,  - сказал он ей, - наступает  время,  когда и не  на сей

 

горе,  и  не в Иерусалиме  будете  поклоняться  отцу. Тот,  кому  вы станете

 

поклоняться, душечка, будет мессией, Христом.

 

     - Верно,  верно,  так  говорили  в храме,  что должен  явиться какой-то

 

мессия и что он нас кое-чему поучит. Где же он, этот мессия?

 

     - Да это я и есть!

 

     - Вот так, так!..

 

     - Уверяю тебя, можешь поверить мне на слово.

 

     Самарянка, как и все женщины легкого поведения,  была очень набожна. Ей

 

ничего  другого  не  надо  было,  только  бы  кому-нибудь  поклоняться.  Она

 

бросилась к ногам нашего бродяги и стала целовать ему руки.  Иисус радовался

 

своему успеху.

 

     Вдруг появились ученики.

 

     "Вот, черт, - выругался про себя  Иисус, - принесла  же их нелегкая как

 

раз в тот момент, когда красотка разнежилась".

 

     Самарянка, смутившись,  что  ее застали целующей  руки мужчине,  быстро

 

вскочила и убежала прочь, оставив свой кувшин.

 

     Жители  Сихаря,  встретив ее  на  дороге в таком замешательстве,  стали

 

спрашивать:

 

     - Что с тобой стряслось? Куда ты так несешься? Да на тебе лица нет!

 

     - Еще бы! - отвечала женщина. - Я встретила человека, которого  никогда

 

раньше не видела, и оказалось, что он все про меня знает. Он  сказал, что он

 

Христос. А вдруг это правда?

 

     Жители  Сихаря,  разумеется,   сразу  же  направились  к  колодцу,  где

 

находился странный субъект, о котором им только что рассказала женщина.

 

     Наш герой, увидев себя в центре всеобщего  внимания, не преминул тут же

 

пустить пыль в  глаза: когда  друзья предложили  ему поесть, говоря: "Кушай,

 

учитель", он громко, так, чтобы все слышали, ответил:

 

     - Напрасно, друзья мои, вы предлагаете мне еду. Спасибо вам, но  у меня

 

есть пища, которой вы не знаете. Удивленные ученики говорили между собою:

 

     - Вероятно, кто-то уже накормил его, не иначе как та женщина, с которой

 

мы его застали.

 

     "Однако  Иисус  вовсе не  имел  в  виду пищу телесную, -  замечает один

 

богослов. - Он очень  радовался  тому, что заронил  искру своей божественной

 

любви  в душу самарянки,  сердце  его насытилось этим, и  поэтому он забыл о

 

всяком другом голоде".

 

     Вот почему Иисус сказал:

 

     - Моя пища есть творить волею пославшего меня и совершать дело его.

 

     Жители Сихаря подумали: "Если он  рассчитывает  на  эту курочку, то его

 

просто жаль".

 

     Иисус продолжал, обращаясь к своим товарищам:

 

     - Возведите очи ваши и будьте так любезны  взглянуть на ваши  нивы.  Вы

 

говорите, что время жатвы наступит через четыре  месяца. А  я  утверждаю вот

 

что:  нивы  уже  побелели и  поспели к жатве. И я добавлю: часто бывает, что

 

один  сеет, а другой  жнет. А  между тем  и тот  и другой  довольны. Поймите

 

правильно мой намек: я послал вас жать необходимое для пропитания, и пока вы

 

были далеко, сюда явилась женщина, которую я сжал.

 

     Пока Иисус балагурил в таком духе, его обступили любопытные. Многие,  в

 

восторге от  того,  что  им  довелось услышать сына божьего, пригласили  его

 

остаться в их городе, и он два дня пробыл там.

 

     Самарянка, встретившая Иисуса у колодца, всем  рассказала о своем новом

 

знакомом, который, по ее словам, был просто очарователен.

 

     Жители Сихаря отвечали самарянке:

 

     -  То, что он тебя удивил, это вполне  возможно,  он  и нам порассказал

 

всякую всячину. Послушав его, мы уверовали,  что он на самом деле  Христос и

 

что он будет спасителем мира.

 

     Так, по крайней мере, говорится в евангелии. Поскольку сам я при сем не

 

присутствовал, я не могу дать гарантии, что сихаряне произнесли именно такие

 

слова. Но я и  не отрицаю этого, отнюдь нет.  Я лишь констатирую  и  обращаю

 

ваше  внимание  на  то,  что  даже  в евангелии  мы  не  находим  ни  одного

 

сколько-нибудь убедительного признака обращения целого города.

 

     Жители Сихаря объявили, что Иисус является Христом и что он спасет мир.

 

Однако ни один из них не присоединился к небольшому эскорту Иисуса.  Так что

 

в общем это обращение носило довольно платонический характер.

 

     Таким было первое явление Христа своим соотечественникам (Иоанн,  глава

 

4, стихи 1 - 42).

 

     Начал  он  с  того,  что  сотворил  чудо  в  угоду  пьяной  компании. В

 

Иерусалиме он впервые прославился, по сути дела, как скандалист.  А когда он

 

решил наконец  открыться людям,  то  прежде всего покорил сердце недостойной

 

женщины.

 

     Ибо все  комментаторы  сходятся на  том, что  самарянка,  встретившаяся

 

Христу у колодца, была потаскушкой.

 

 

     Глава 24.

 

ПЕРВОЕ ФИАСКО.

 

     Услышав это,  все в синагоге исполнились  ярости. И, встав, выгнали его

 

вон из города, и  провели на вершину горы, на которой город их был построен,

 

чтобы свергнуть его; но он, пройдя посреди них, удалился.

 

     Лука, глава 4, стихи 28-30.

 

     Закончив свои пропагандистские выступления в Самарии, Иисус возвратился

 

в Галилею и направился в Назарет.

 

     Насмешки, которыми  его встречали назаретяне  после  событий в Кане, не

 

давали Иисусу  покоя, но  он  не отчаивался и  мечтал  когда-нибудь  удивить

 

земляков, знавших его простым плотником. Слух о скандале в Иерусалиме, думал

 

он, должен дойти  и  до Назарета. Если по дороге ему  удастся еще чем-нибудь

 

упрочить свою славу, то в своем скромном городке его ждет настоящий триумф.

 

     Ради этой  цели  он повсюду, где  только представлялся  случай, выдавал

 

себя за ученого, весьма сведущего во всех богословских вопросах.

 

     Его  принимали   в  синагогах  и   просили  выступить   с  проповедями.

 

Предоставляю  читателю  судить о том, насколько охотно наш  миром помазанный

 

сын голубя давал свое согласие и ловко ли работал он языком.

 

     Первый  попавшийся  стих из Библии  служил ему  темой  для  бесконечных

 

словоизлияний.

 

     Заметьте, что, хотя Иисус и не получил образования,  он с полным правом

 

называл себя доктором богословия. То, что являлось бы незаконным со  стороны

 

другого,  с его стороны выглядело совершенно естественно: ведь он был  сыном

 

голубя  и был семи  пядей во  лбу и  чушь, которая могла сорваться  у него с

 

языка,  являлась  пророчеством,  поскольку  она  исходила  от  божественного

 

существа.  Только  голубь,  его  отец и  компаньон  по  святой  троице,  нес

 

ответственность за его речи; они были внушены голубем, и в случае какой-либо

 

промашки вина,  разумеется,  пала  бы все  на  того  же голубя.  Итак, Иисус

 

продолжал  делать  свое дело, не опасаясь  критики. Придя в одно селение, он

 

прежде всего поспешил в синагогу, где как раз шла служба.

 

     В то время все синагоги строились на один манер. Они отличались друг от

 

друга лишь богатствами и размерами - соответственно значению города. Все они

 

представляли собой длинный зал, расположенный между двумя портиками, в конце

 

которого  находилось святилище. В синагогах  не было ни икон, ни  алтаря, но

 

зато стоял деревянный сундук, где под покрывалом хранились "священные" книги

 

Израиля.  Этот  предмет  меблировки, по форме напоминавший  ящик, в  котором

 

сидел  бог во время ночного разговора с юношей  Самуилом, занимал в синагоге

 

почетное место.

 

     Самой  же  высокочтимой  частью  синагоги  было святилище.  Именно  там

 

находились сиденья, на  коих покоились почтенные зады  книжников и фарисеев;

 

там же были  места, предназначенные для наиболее состоятельных верующих, ибо

 

толстосумы  во  все  времена  пользовались особым уважением  церковников,  а

 

святая мошна  была и есть для  них святейшее из  святых.  Посредине синагоги

 

находилось возвышение,  своего рода эстрада. С нее  раввин читал "священные"

 

книги и наставлял верующих.

 

     Что же касается  паствы,  то ей  предоставлялось устраиваться  в  нефе,

 

разделенном барьером на две  части  - одна  для мужчин,  другая для  женщин.

 

Перед  ковчегом  со  "священными"  книгами  день  и  ночь  горел  неугасимый

 

светильник.

 

     Крыша синагоги должна  была возвышаться над всеми окружающими домами, а

 

если не крыша,  то хотя бы высокий шпиль, отдаленно  напоминающий колокольни

 

современных церквей или минареты мусульманских мечетей.

 

     На  колоннах  у  входа  висели  кружки  для сбора пожертвований, всегда

 

готовые поглотить приношения доверчивых простаков.

 

     Как видите, основатели христианской религии скопировали все изобретения

 

иудаизма до мельчайших подробностей.

 

     Во главе каждой синагоги стояли раввин  и  совет старейшин (их называли

 

пастырями). Этот синклит руководил всеми религиозными отправлениями,  судил,

 

рядил,  карал и даже изгонял из  общины смельчаков,  не принимавших  всерьез

 

весь этот святой балаган. В крайних же случаях, когда дерзость  богохульника

 

переходила в святотатство, совет пастырей мог заковать провинившегося в цепи

 

и отправить в синедрион, высший духовный совет Иерусалима.

 

     Главную  роль  в  синагогальном  совете  играл  персонаж,  носивший  не

 

лишенное  приятности  имя,  -  его  называли ангелом.  Чаще  всего  это  был

 

какой-нибудь согбенный старик, беззубый,  слюнявый,  сморщенный, как гриб, и

 

лысый,  как  страусиное  яйцо.  Тем не  менее  его  величали  ангелом,  хотя

 

вследствие этого  у верующих  могло возникнуть не слишком  высокое мнение  о

 

небожителях. Следующим за  достойными старцами шел  так  называемый  шаззан,

 

священнослужитель второго разряда, в обязанности  которого входило  подавать

 

чтецу  "священные"   книги,  открывать  и   закрывать  двери  и  делать  все

 

необходимые приготовления для обрядов.

 

     Что касается порядка службы, то он был раз и навсегда определен особыми

 

предписаниями.  При  входе  нужно  было  омыть  пальцы в "святой" воде,  так

 

сказать умыть  руки.  Вытянув  омытые руки перед  собой, жрец читал молитву.

 

Затем все присутствующие  затягивали  псалом. Каждый старался петь более или

 

менее  в  такт,  но  все   равно  какофония  стояла  невообразимая,  и  лишь

 

пронзительные  выкрики  чтеца  прорезали  несвязный   рев.  Затем  священник

 

обращался к  молящимся с  увещеваниями, и  те  хором отвечали  ему: "Аминь!"

 

После  этого шли  восемнадцать благословений и,  наконец,  основное блюдо  -

 

проповедь. Обычно отдувался  местный раввин,  но когда в синагоге оказывался

 

какой-нибудь   известный  приезжий   богослов,  его  тотчас  затаскивали  на

 

возвышение, чтобы послушать мудрые речи.

 

     Когда   Иисус  прибыл  в  Назарет,  был  как  раз  день  торжественного

 

богослужения.  Приверженцы   Иисуса  заранее  собрались  в  синагогу,  чтобы

 

устроить ему  подобающую встречу.  Но пока они смешались  с  толпой и ждали.

 

Миропомазанный  приоделся. Сведущие богословы утверждают, что  в тот день на

 

нем  были  длинный широкий бурнус,  а на голове -  платок,  перевязанный, на

 

манер бедуинов,  веревкой  на уровне лба.  Из обычной одежды  на нем остался

 

только  его хитон. Кстати, этот хитон заслуживает  особого внимания. Он  был

 

без  единого  шва.  Понимаете?  Без  единого!  И  он  служил  Иисусу со  дня

 

рождения!!!

 

     Этот идеальный хитон обладал удивительным свойством:

 

     он рос и  растягивался по мере  того,  как  росло  и  развивалось  тело

 

Иисуса.  Члены  его  становились  крупнее,  мускулистее,  они  даже  изредка

 

напрягались.  Однако  хитон ни  разу  не лопнул. Когда  у Иисуса  появлялось

 

брюшко, хитон расширялся,  когда  же  хозяин  его сбрасывал жирок,  чудесный

 

хитон  садился. Иисус сохранил его до самой смерти. Позднее мы узнаем, что с

 

ним потом стало, ибо с этим одеянием тоже связана особая легенда.

 

     Итак, добрый  приятель самарянки  внезапно  появился в своем бедуинском

 

наряде посреди  назаретской синагоги. По данному знаку сторонники его  хором

 

закричали:

 

     - Учитель! Доктор! Доктор из Иерусалима! Пусть  говорит! Пусть говорит!

 

Тотчас  же,   словно  его  и  в  самом  деле  пожелало  слушать  большинство

 

присутствующих, Иисус бросился к возвышению и быстро выхватил из рук шаззана

 

длинный свиток  папируса,  навитый на палочку из  слоновой  кости; на  таких

 

свитках раньше записывали "священные" тексты.

 

     Развернув  папирус,  Иисус принялся  читать,  вернее, сделал  вид,  что

 

читает:

 

     - Пророчество Исаии... Внимание! "Дух  господень на мне, ибо он помазал

 

меня  благовествовать  нищим, и  послал меня  исцелять сокрушенных  сердцем,

 

проповедовать пленным освобождение, слепым  прозрение,  отпустить измученных

 

на свободу, проповедовать лето  господне  благоприятное!" (Исаия,  глава 61,

 

стихи 1-2) (Лука, глава 4, стихи 18-19).

 

     Нетрудно  понять, как наш  хитрец  намеревался использовать  эту  умело

 

выбранную цитату!

 

     Свернув свиток, он отдал его служителю и сел.

 

     "Глаза всех в синагоге были устремлены на него", - утверждает евангелие

 

(Лука, глава 4, стих 20).

 

     И тогда он торжественно заговорил:

 

     -  Дамы  и  господа!  Сегодня  предсказание,  которое   я  вам  прочел,

 

исполнилось! Слова его прозвучали как благовест.

 

     Толпа  верующих, всегда готовая  проглотить любое месиво,  лишь  бы  ей

 

преподносили его с  достаточной торжественностью, как зачарованная  смотрела

 

Иисусу  в  рот  и ловила каждый звук,  слетавший с  велемудрых  уст  ученого

 

богослова.

 

     Иисус уже хотел было продолжать, когда один из присутствующих, не столь

 

наивный, как остальные, вдруг закричал:

 

     - Стойте! Лопни мои глаза, если это не сын Иосифа! Ей-богу, это  же наш

 

плотник!

 

     Достаточно было  этого  возгласа,  чтобы все очарование Иисуса рухнуло.

 

Тот, кто  знает впечатлительность  толпы и неустойчивость ее симпатий, легко

 

поймет, как внезапно переменилось настроение собравшихся.

 

     Кое-кто из верующих с самого начала бормотал про себя:

 

     "Где же я  видел этого парня? Знакомая рожа..."  А когда  менее наивный

 

закричал:  "Это  плотник",  вся  синагога ответила ему  хором, но только  не

 

"аминь", а "вот так черт!".

 

     И  тогда  началась  буря. Каждый  чувствовал себя  оскорбленным, каждый

 

старался  отыграться, и ехидные вопросы сыпались  на миропомазанного со всех

 

сторон:

 

     - Эй, Иисус, где твой рубанок?

 

     - Надо же иметь нахальство!

 

     - Как поживают твои домашние, пророк?

 

     - Он хотел нас околпачить, друзья!

 

     - Ты что, сменил плотничье ремесло на фиглярство? Строить рожи полегче,

 

чем дома?

 

     -  Не  тебе  толковать  пророков, особенно  Исаию! Ведь  его  распилили

 

плотничьей пилой!

 

     - А откуда у тебя звание доктора? Уж не от папаши ли Иосифа?

 

     - Плотник потому и взялся за Исаию, чтобы еще раз его убить!

 

     - Возвращайся к своему верстаку, Иисус!

 

     -  Если  ты доктор, исцели для начала самого себя! Ведь  ты не  в  себе

 

бедняжка, тебе надо бы полечиться!

 

     Насмешки сыпались на сына  голубя как град.  Он пытался  отвести грозу.

 

Воспользовавшись секундной паузой, Иисус снова заговорил, перекрывая шум:

 

     - Я слышал, кто-то кричал мне: "Врач,  исцели себя сам!" Я вас понимаю.

 

Судя по вашим возгласам, вы мне не очень-то верите. Вы, конечно,  хотели бы,

 

чтобы я при вас в Назарете сотворил те же чудеса, которые, как вы слышали, я

 

творил в Кане Галилейской; тогда бы вы  в меня уверовали. Разрешите привести

 

вам одно сравнение. Когда в дни пророка Илии три года и шесть месяцев не шли

 

дожди  и сделался большой  голод  по всей земле,  много вдов было в Израиле,

 

однако Илия пришел  на помощь  только одной  вдове, и  это была язычница  из

 

Сарепты  Сидонской.  Было  также  много прокаженных  в  Израиле при  пророке

 

Елисее. Но кого исцелил Елисей? Думаете, одного из  своих соплеменников? Как

 

бы не так!  Он  исцелил  Неемана,  сирийского военачальника.  Но если  такие

 

пророки,  как  Илия  и   Елисей,  предпочитали  творить  свои  чудеса  перед

 

чужестранцами, почему бы и мне не последовать их примеру?

 

     Ответ, как видите, довольно нахальный. Естественно, что он вызвал общее

 

недовольство.  "Услышав это, все в синагоге исполнились ярости" (Лука, глава

 

4,  стих  28).  Еще  бы!  Их,  жителей  Назарета,  сравнили  с язычниками  и

 

прокаженными! Это уж было слишком!

 

     На сей раз Иисус услышал не ропот, а единодушный вопль негодования:

 

     - Долой! В шею его! Вон его!

 

     Собравшиеся бросились к оратору, стянули его с возвышения и вышибли  из

 

синагоги, подгоняя пинками и тумаками.

 

     Иисусу  досталось  на орехи, однако  он только посмеивался в  жиденькую

 

бороденку. При каждом ударе кулаком по загривку или  коленом пониже спины он

 

удовлетворенно бормотал про себя:

 

     - Лупите, дорогие  сограждане, старайтесь, бейте! Сейчас я  вас кое-чем

 

удивлю!

 

     А те  и в самом деле  старались, даже  не подозревая, что им готовится.

 

Они   гнали   миропомазанного   перед   собой,  подбадривая  затрещинами   и

 

подзатыльниками.  Так  они довели  его до ближайшей горы, возвышавшейся  над

 

городом.  Там,  на  вершине,  был обрыв, и наши маловеры  явно  намеревались

 

сбросить нахального плотника с порядочной высоты.

 

     Но, когда  они достигли края обрыва, Иисус неожиданно пустил в ход свою

 

божественную  сущность:  раздвинул  всех и,  "пройдя посреди  них, удалился"

 

(Лука, глава 4, стихи 15-30).

 

     Назаретяне  буквально  позеленели.  Однако  Иисус их так  обозлил, что,

 

несмотря на чудо, ни один из них в него не уверовал.

 

     Сын  голубя  был  этим весьма огорчен.  Уверуй  хоть  один, он  мог  бы

 

гордиться блестящим уроком, преподанным недоверчивым соотечественникам: ведь

 

он показал им свое всемогущество! А так чудо пропало зря и только напоминало

 

ему о неудачном выступлении в синагоге. Это был полный провал.

 

     Подумать  только!  Бог  и треть  бога одновременно,  он оказал Назарету

 

величайшую  честь, более  двадцати лет считаясь его уроженцем, и вот как его

 

отблагодарила родина!

 

     Он не пожалел  труда, чтобы растолковать согражданам, что  предсказания

 

Исаии уже исполнились, и они его дружно освистали, словно тенора, пустившего

 

петуха! Самолюбие Иисуса было уязвлено не на шутку.  Что касается апостолов,

 

то их во время свалки не было ни видно, ни слышно. Может быть, кто-то из них

 

и вступился за  учителя,  может быть,  даже  пытался спасти его от гибели  в

 

пропасти,  но   евангелие   об   этом  почему-то  не  упоминает.  Странно...

 

По-видимому, решив,  что дело плохо, верные ученики Христа убрались от греха

 

подальше и были весьма  удивлены,  когда их учитель вернулся с горы целым  и

 

невредимым. Если бы Иисус  их спросил: "Где вас носило?"  - они бы наверняка

 

ответили, что сделали все от  них зависящее, дабы спасти дорогого учителя от

 

погибели, однако  все  их усилия оказались тщетными,  ибо давка в  синагоге,

 

...ярость толпы... и так далее и тому подобное.

 

 

 

 
« Пред.   След. »

 
Реклама
художник и астролог  Симаков
_
х х х